О, мои несносные боссы! - стр. 4

— Еще раз вычудишь нечто подобное, и я... — он осекается, хватается за узел галстука, резко дергает за него. — Господи, перед кем я вообще разоряюсь? — бормочет самому себе. Ходит из стороны в сторону, откинув полы серого в крупную клетку пиджака и уперев руки в бока. — Так унизительно обращаться со мной перед моими подчиненными не имеешь права даже ты, прелестная дочурка.

Я выдавливаю желчную улыбку.

— Ой, мне так жаль, папочка. Скажи, пожалуйста, почему все мои банковские карты заблокированы?

— Я сделал это.

Бинго!

Хотя чему, собственно, я радуюсь?!

— Мы же договаривались, — с противным скрежетом провожу длинными ногтями по поверхности стола. — Я веду себя хорошо, а ты не перекрываешь мне денежную струю кислорода.

Папа кривится в недовольной гримасе.

— Пора взрослеть. Тебе двадцать четыре года! Прекращай надеяться на мой кошелек. Он не резиновый.

Я от души смеюсь.

— Да неужели? Мы с тобой прекрасно знаем: он не то что бы резиновый. Твой кошелек, папуля, бездонный.

— Мне надоело спонсировать твои бесполезные траты, — жестикулируя рукой, жалуется старикан. — Транжиришь мои деньги и хоть бы раз задумалась, с каким трудом я их добываю.

Я закатываю глаза.

— Своих любовниц ты так же отчитываешь за то, что они сосут не только твою сперму, но и деньги?

— Дана! — гремит папа, задыхаясь от охватившего его приступа свирепости. Покрылся красными пятнами, и даже бисеринка пота выступила на лбу.

— Я, — показываю на себя, — твоя родная и единственная дочь. Почему я не могу рассчитывать на твою помощь? Мои траты вовсе не бесполезны. Нет-нет! — трясу в отрицательном жесте указательным пальцем. — Я должна поддерживать имидж нашей семьи, выглядя достойно.

— Однако бабки с рынка ведут себя приличнее, чем ты.

— Не спорю, — поднимаю уголки рта в ласковой улыбке. Нужно добиться его снисхождения и побыть лапочкой-дочкой. Он это любит и всегда поощряет. — Но, папуля, скажи мне, что я сделала не так?

Может, слезу пустить? Или перебор?

К моему изумлению и огорчению он не смягчается. Сдвигает брежневские русые брови к переносице и гневливо закапывает меня под претензиями.

— Ты безответственная, меркантильная и инфантильная. Ты эгоцентрична и не хочешь мириться с мнением окружающих. Ты зациклена на себе с какой-то маниакальной страстью! Воспринимаешь в штыки, что бы я ни сказал ради твоего блага. Разве такой мы с Виолеттой тебя воспитывали?

Я роняю улыбку, втаптываю ее в начищенный до блеска пол. Как у него только язык повернулся упомянуть о маме?

Отец взвинчено продолжает:

— Я заблокировал твои карты. Знаю, у нас был договор, и ты его придерживалась. Но с меня довольно, Дана. Я устал идти у тебя на поводу, как собачонок. Моя дочь — манипуляторша, и как же жаль, что я осознал это в полной мере лишь недавно.

Он останавливается напротив, выдерживает напряженную паузу, чтобы перевести дыхание.

— Настало время слезть с отцовской шеи, милая, — чеканит хладнокровно. — Воспользоваться дипломом, за получение тобой которого я отвалил вузу целое состояние, и устроиться на работу. Научиться нести ответственность за свою жизнь.

Я даже рот не успеваю раскрыть — папа поднимает руку, безмолвно призывая не перебивать его.

— Есть замечательная новость. Я уже подыскал тебе место. Можешь не благодарить.

Ха!

С каких пор он владеет искусством черного юмора?