О любви. Истории и рассказы - стр. 25
Папа с возмущением ответил, что это форменная дискриминация, что сын сыном, а у него тоже очень и очень недурственный вкус!
– Не сомневаюсь! – перебила его мама.
Но тут дело вовсе не во вкусе. А в папиных корыстных интересах, в которых у мамы есть все основания его подозревать. В том же, что папа эту газету уже читал, она нисколечко не виновата.
– Ах, так! Ах, так! – не зная, что ответить, воскликнул папа.
– Да, именно, – не стала спорить мама и, повернувшись снова к зеркалу, принялась красить губы. Внимательно-внимательно! Аккуратно-аккуратно! Будто достает из моего глаза соринку. А когда почти уже готово – раз! – и все стирает, чтобы потом опять начать сначала…
Красить губы непросто, но я бы попробовать мог… Хотя бы губнушку лизнуть… Но мама считает, что делать это мне все же не стоит. Ведь если лизну ее я, то как потом отказать в этом папе? И чем после нас будет красить губы она?
И я согласился: я что-нибудь лучше еще… Я потом сосульку на улице…
– И хорошо… И хорошо… – вглядываясь в свое отражение в зеркале, отвечает мама. И вдруг как брови в одну линию сведет! Как грозно на себя же и взглянет! Я даже немножко отошел.
А потому что! Вы бы посмотрели сами! Мама стала вдруг как будто и не мама. И я не знаю… Я как будто, может, ей уже не сын? А папа вовсе посторонний незнакомец. И сейчас она и с ним разберется! Надлежащим образом!
Такую маму испугался бы кто хочешь! А только мы так с папой не хотим! И я сказал! И мама тотчас снова улыбнулась, подобрела к папе, а я как будто вновь стал ей сыном! И, огладив на себе платье, она взяла в руки духи.
Духи у нас хорошие, «Красная Москва». И тоже мамины. А если бы были моими, то я ими бы просто облился и пах. А мама! Лишнего стараясь не пролить, по капелюшечке вытряхивает их себе на палец из флакона и эту капельку – себе за ушко! За другое! По чуть-чуть – на кружевной платочек, на платье, на запястья. Чтобы кому-то все это унюхать, нос в маму приходится просто утыкать. А если захочется понюхать и папе?
– Каждый решает проблемы по-своему, – смеется в ответ мама. И настоятельно просит папу к нашим разговорам не прислушиваться.
А папа и не собирался, сидит себе – читает газету!
– И очень жаль! – подбоченившись, говорит мама. А сама вся такая! Что папа, подняв немедленно руки, сказал за нас обоих, что мы с ним сдаемся.
– То-то же, – подобрев, откликнулась мама и позволила папе подать ей пальто. Еще раз взглянула в зеркало, поправила платок-паутинку, и мы затопали на выход. Спустились с крыльца, мама взяла папу под ручку! А из разных калиток уже тоже выходят наодеколоненные мужчины, их наряженные дочери и жены! И все смеются – потому что же – в кино! А снег скрипит! И так искрится! И луна!
А мама – молодая-молодая.
И папа – самый сильный в мире…
Валерий Крылов. Точка отсчета
Эта новогодняя история, повлекшая за собой немало последствий, произошла еще в эпоху черно-белых телевизоров, когда о мобильной связи мечтали только фантасты. Даже о домашнем телефоне основная часть граждан Союза могла тогда только мечтать, а девяносто процентов горожан пользовались общественным транспортом.
Первый Новый год после дембеля мы с Михаилом, моим другом, решили встретить на квартире его старшего брата в Академгородке, что под Новосибирском, – тот собирался праздновать у тещи, и квартира оказалась в нашем полном распоряжении. Лучшего варианта нельзя было и придумать!