О красоте - стр. 31

– Забавно, да? Или безвкусно?

– Как ты думаешь, он едет с семьей?

– Детка, я не знаю. Может, и нет. Но если да, мы все должны вести себя как взрослые люди.

– Не думай, что я тут останусь.

– Отлично, – преувеличенно весело сказала Кики. – Ты можешь вернуться в Браун, и дело в шляпе.

– Нет, я хотел… А что, если я куда-нибудь в Европу поеду?

Нелепость этой затеи – с экономической, личной и образовательной точек зрения – подверглась громкому обсуждению тут же, посреди дороги, в то время как продавщица-таитянка бросала опасливые взгляды на мощный локоть Кики, опершийся о прилавок рядом с пирамидой из незаменимых в хозяйстве толстячков.

– Значит, я буду сидеть здесь как последний идиот и делать вид, что ничего не случилось?

– Значит, мы будем вести себя достойно, как семья, которая…

– Ну да, ну да, Кики ведь так решает проблемы, – сказал Джером, не глядя на мать. – Она их просто не замечает, все прощает и забывает, а там, глядишь, снова тишь да гладь.

Они уставились друг на друга: Джером вызывающе, Кики удивленно. По складу характера, по ходу жизни он был мягче других ее детей и, как она чувствовала, теснее связан с нею.

– Не знаю, как ты это терпишь, – с горечью сказал Джером. – Он думает только о себе. Ему плевать даже на чувства близких.

– Мы сейчас говорим не о… не об этом. Мы говорим о тебе.

– В общем, вот что, – нервно заключил Джером, явно испуганный своими же словами. – Ты не можешь упрекать меня в том, что я бегу от проблем, поскольку ты делаешь то же самое.

Кики удивило, что Джером так зол на Говарда, причем из-за нее. Она даже почувствовала зависть – ей бы такую ясность гнева! Но ненавидеть Говарда она больше не могла. Если бы она хотела его бросить, она сделала бы это еще зимой. Но она с ним не рассталась, и теперь уже было лето. Единственное оправдание своему решению Кики видела в том, что в ней еще не умерла любовь к Говарду, то есть не умерла любовь вообще, поскольку Любовь и Говарда она узнала одновременно. Что такое по сравнению с Любовью одна ночь в Мичигане!

– Джером, – сказала она сокрушенно и опустила глаза. Но Джером, подобно всем юным поборникам справедливости, приготовил еще один, финальный удар. Кики вспомнила, как сама была неукротимой двадцатилетней правдолюбкой и мечтала о том, чтобы ее родители не лгали и возвели к свету истины заплаканные, но ясные глаза. Джером сказал:

– Семья умирает тогда, когда быть вместе ужаснее, чем быть одному. Понимаешь?

С некоторых пор ее дети неизменно заканчивали свою речь этим вопросом, но на получение ответа время не тратили. Когда Кики подняла глаза, Джером был уже метрах в тридцати и толпа смыкалась за его спиной.

Джером сел на переднее сиденье рядом с водителем, потому что эту поездку он придумал и он организовал; Леви, Зора и Кики заняли второй ряд минивэна, а Говард, к услугам которого оказался целый ряд, разлегся сзади. Личный автомобиль Белси был в починке: ему меняли его двенадцатилетний мотор. А сами Белси направлялись в парк Бостон-Коммон слушать «Реквием» Моцарта. Это была классическая семейная вылазка, предпринятая в тот момент, когда они меньше всего чувствовали себя семьей. В последние две недели в доме сгущалась гроза: Говард узнал о назначении Монти. Он считал это верхом коварства со стороны факультета: как они могли пригласить на кампус его главного личного врага? Кто стоял за этим? В ярости он обзванивал коллег, пытаясь вычислить предателя, но тщетно. Масла в огонь подливала Зора с ее змеиным знанием веллингтонских интриг. Никто и не вспомнил, что Джерома тоже касается приезд Монти. Кики сдерживалась, дожидаясь, когда эта парочка перестанет думать только о себе, и, не дождавшись, вышла из себя. Последовал скандал, от которого они еще толком не оправились. Они бы и до сих пор продолжали дуться и хлопать дверьми, если бы не всегдашний миротворец Джером, придумавший эту поездку, чтобы дать всем возможность проявить человеколюбие.