О Китае - стр. 68
В Ялте в том же 1945 году Сталин добивался от своих коллег, Франклина Д. Рузвельта и Уинстона Черчилля, международного признания советских особых прав в Маньчжурии, включая военно-морскую базу в Люйшуне (старый Порт-Артур) и в заливе Даляньвань как условие вступления в войну против Японии. В августе 1945 года Москва и гоминьдановские власти подписали договор, подкрепляющий ялтинские соглашения.
При таких обстоятельствах встреча двух коммунистических титанов в Москве никак не могла стать встречей с объятиями людей, разделяющих одни и те же убеждения. Вот как Н. С. Хрущев, будучи тогда членом сталинского Политбюро, вспоминал:
«Сталин любил показать свое гостеприимство высокопоставленным гостям и знал очень хорошо, как это сделать. Но во время визита Мао Сталин мог по нескольку дней ни разу не встречаться с ним – а поскольку Сталин сам не встречался с Мао и никому другому не поручал развлекать его, никто не осмеливался его посещать… Мао, да будет известно, если бы такая ситуация еще продлилась, был готов уехать. Когда Сталин услышал о жалобах Мао, мне кажется, он устроил еще один обед в его честь»[167].
С самого начала было ясно, что, невзирая на победу сил коммунизма в Китае, Сталин не собирался отказываться от приобретений, полученных им для Советского Союза за вступление в войну против Японии. Мао, приступив к беседе со Сталиным, сразу подчеркнул – ему необходим мир: «Решение важнейших вопросов в Китае находится в зависимости от перспектив на мирное развитие. В связи с этим ЦК КПК поручил мне выяснить у Вас, тов. Сталин, вопрос о том, каким образом и насколько обеспечен международный мир»[168].
Сталин успокоил его относительно мирных перспектив, но не торопился с ответом на просьбу о чрезвычайной помощи и свел на нет спешку с формированием союзнических отношений:
«Вопрос о мире более всего занимает и Советский Союз, хотя для него мир существует уже в течение четырех лет. Что касается Китая, то непосредственной угрозы для него в настоящее время не существует: Япония еще не стала на ноги, и поэтому она к войне не готова; Америка, хотя и кричит о войне, но больше всего войны боится; в Европе запуганы войной; в сущности, с Китаем некому воевать, разве что Ким Ир Сен пойдет на Китай? Мир зависит от наших усилий. Если будем дружны, мир может быть обеспечен не только на 5–10, но и на 20 лет, а возможно, и на еще более продолжительное время»[169].
При таком раскладе военный союз совершенно не нужен. Сталин ясно объяснил свою сдержанность, когда Мао официально поднял эту тему. К чему новый союзнический договор, сделал удивительное заявление Сталин, если существующего договора, подписанного с Чан Кайши при совершенно иных обстоятельствах, вполне достаточно. Сталин подкрепил свой довод утверждением, что советская сторона нацелена на то, чтобы не давать «Америке и Англии юридический повод поставить вопрос об изменении» ялтинских соглашений[170].
Сталин фактически утверждал, будто коммунизм в Китае лучше всего будет защищен русским соглашением с правительством, только что свергнутым Мао Цзэдуном. Сталину так понравился собственный аргумент, что он привел его и в связи с уступками, которых Советский Союз добился у Чан Кайши в отношении Синьцзяна и Маньчжурии и которые, по его мнению, должны сохраняться теперь уже по просьбе Мао. Мао Цзэдун, всегда бывший ярым националистом, отклонил предложения Сталина, по-иному сформулировав его просьбу. Он рассуждал так: существующие договоренности относительно железной дороги в Маньчжурии отвечают «китайским интересам» постольку, поскольку она является «школой по подготовке китайских железнодорожных и промышленных кадров»