О Китае - стр. 65
.
Двадцать лет спустя, в разгар японского вторжения и китайской гражданской войны, Мао превозносил достижения китайской нации так, что с ним согласились бы правители других династий:
«В процессе развития своей цивилизации китайская нация создала земледелие и ремесленное производство, издавна славившиеся своим высоким уровнем, породила многих великих мыслителей, ученых, изобретателей, политических и военных деятелей, писателей, художников и создала множество памятников культуры. Уже очень давно в Китае был изобретен компас, 1800 лет назад был изобретен способ изготовления бумаги, 1300 лет назад – печатание с досок, 800 лет назад – разборный шрифт. Раньше европейцев китайцы стали применять и порох. Таким образом, Китай является одним из государств мира, обладающих наиболее древней культурой, засвидетельствованная письменными памятниками история Китая насчитывает почти четыре тысячи лет»[162].
Мао продолжал двигаться по кругу к древней, как сам Китай, дилемме. По сути, универсальная, современная технология представляет собой угрозу претензиям на уникальность любого общества. А китайское общество всегда претендовало на уникальность. Для сохранения уникальности Китай отказывался копировать Запад в XIX веке, подвергая себя унижениям и опасности быть колонизированным. Веком позже одной из целей «культурной революции» Мао – откуда она и прибрела свое название – стало уничтожение именно тех черт модернизации, которые угрожали вовлечением Китая во всеобщую культуру.
К 1968 году Мао прошел полный цикл. Охваченный смесью идеологической лихорадки и предчувствием бессмертия, он обратился к молодежи с просьбой помочь очистить военных и компартию и привести к управлению новое поколение идеологически чистых коммунистов. Но реальность разочаровала стареющего вождя. Оказалось невозможным управлять страной при помощи идеологической экзальтации. Молодежь, следовавшая указаниям Мао, больше создавала хаос, чем демонстрировала свою преданность, и потому, в свою очередь, была отправлена в деревню на перевоспитание; некоторых из руководителей, изначально намеченных в жертвы кампаний чистки, возвратили на свои посты для восстановления порядка – особенно в армии. К апрелю 1969 года почти половина членов Центрального Комитета партии – 45 процентов – были военными, при том, что в 1956 году их было всего 19 процентов; средний возраст новых членов ЦК составил 60 лет[163].
Живое напоминание этой дилеммы пришло в первом разговоре между Мао Цзэдуном и президентом Никсоном в феврале 1972 года. Никсон похвалил Мао, сумевшего преобразить древнее общество, на что Мао ответил: «Я не смог этого сделать. Мне удалось изменить только ряд мест вблизи Пекина»[164].
После титанической борьбы по перелопачиванию китайского общества, на которую у него ушло полжизни, Мао без малейшей доли пафосности смиренно признал глубину китайской культуры и китайского народа. Один из самых властных правителей в истории Китая, он пошел против этой противоречивой массы – покорной и независимой, безропотной и уверенной в себе, вводя ограничения не столько прямыми вызовами, сколько сомнениями относительно существующего порядка, который они считали несовместимым с будущим их семьи.
Вот почему в конце жизни Мао обращался не столько к материальным аспектам марксистской революции, сколько к собственной вере. Особенно Мао любил историю из китайской классической литературы о глупом старике, свято верившем, что сможет передвинуть горы собственными руками. Мао пересказал ее на съезде КПК: