О! Как ты дерзок, Автандил! - стр. 23
Люди ставили свои походные лагеря у входа в протоку. Они могли часами наблюдать, как лососи, разогнавшись, выпрыгивают на несколько метров, чтобы преодолеть мелководье перекатов. Брачные прыжки лососей фиксировались на фото- и кинопленку, а потом демонстрировались в студенческих аудиториях и научных залах. Там, в душных залах, громко обсуждались хордовые и лучеперые, аппендикулярии и огнетелки.
Тайм и Тайма не могли прыгать так высоко. Они были слишком тяжелы для таких прыжков. Нужно было успеть подняться вверх до полного пересыхания перекатов, когда галечные косы перебинтуют тело протоки.
Тайм пускал Тайму первой, потому что удивительным образом она могла определять проходы в мелководье. Струи уже подогретой ярким солнцем воды обтекали большие и малые камни, но тайменям нельзя было идти в теплые струи. Даже не потому, что рыбы могли ободрать свои плавники и поранить бока. Они просто могли заплыть в тупик, из которого не было выхода. Только холодная струя горной реки означала, что проход для тайменей существует. И он свободен.
Тайма находила такие струи безошибочно и вела за собой самца. Никто из людей не видел, как таймени проходят мелководье, когда они плывут на икромет.
Усидчивые наблюдатели прыжков лососей сидели на перекатах, фиксируя в аккуратно разграфленных тетрадях не только рекордные высоты, но и каждый проход горбуши, кеты – летней и осенней, кижуча, нерки и даже чавычи – рыб породы лососевых, заходящих в реку на нерест.
Но в их научных дневниках наблюдений не было ни строчки про рыб, которых они называли тайменями. Hucho taimen – вот как они их называли между собой. Про хордовых, лучеперых, а также и про аппендикулярии они продолжали говорить между собой и на берегу тоже. Почти все свое свободное время, как будто ни о чем другом нельзя было говорить на берегу прекрасных горных рек.
Осенью таймени возвращались в основное русло реки, там они выбирали зимовальные ямы. Ни кижуч, ни кета, ни чавыча – не возвращались. Они погибали на терках, охраняя свое потомство. А Hucho taimen – возвращались всегда.
Люди науки, – они называли себя ихтиологами, – испытали бы настоящее потрясение, если бы они однажды увидели, как возвращаются таймени и как они проходят сухие к осени галечные каналы. Очень много отдали бы ихтиологи за то, чтобы хоть раз увидеть проход Hucho taimen через обмелевшие перекаты.
Перед каменными уступами в реке образовывались глубокие ямы. Таймени скапливались в них косяками, или, как сказали бы ихтиологи, стадами. Они стояли в прозрачной воде плотно, друг над другом, и если лечь на берег у такой ямы и заглянуть в ее глубину, то могло показаться, что это не коричнево-серебристые рыбы, а бревна-одномерки заполняют яму от самого ее дна почти до поверхности. Но на самом деле, конечно, не бревна, а самые настоящие таймени. Они ждали очереди для прохода через перекат. Они стояли неподвижно и лишь слегка шевелили плавниками.
А потом рыбы разгонялись, насколько позволяла длина ямы, выпрыгивали на галечник и катились по сухому руслу в сторону близкой уже воды. Аборигены, которые знали про жизнь рыб гораздо больше ихтиологов, но не называли их между собой сальпами или пиросомами, обозначили древний способ передвижения тайменей словом «покат». С ударением на первом слоге. Они так и говорили друг другу: «Октябрь. Скоро таймени пойдут покатом!»