О Христе по-другому. Подлинный смысл Страстей Христовых - стр. 7

Но, пусть и невозможно сейчас слепо доверять авторитету церкви, это еще не значит, что нужно отвергнуть без разбора все сокровища мысли прошедших веков, все то, что нам может дать опыт святых. Наоборот, там сокрыто настоящее сокровище, которым, к сожалению, Западная церковь так и не сумела сполна воспользоваться. Речь идет о своеобразном зрении, о таком взгляде на мир, когда мы видим его глубже и в гармоническом соответствии с последними научными открытиями, и в то же время он оказывается при этом гораздо более мистическим. В сфере богословия переход к такой оптике сродни той революции, которую совершили теория относительности или квантовая физика в науке. В свое время мы увидим, почему это так, пока же только возьмем на вооружение.

Итак, вот те два случая, в которых церковь сама пересмотрела и опровергла свои прежние взгляды (хотя и не спешит в этом признаваться).

У этого слова два значения: 1) место, в котором пребывают души всех, умерших до пришествия Иисуса Христа и ожидающих появления Спасителя. Но не это значение нас с вами сейчас интересует.

2) Место, куда попадают души младенцев, умерших некрещенными. Вот это представление мне и хотелось бы здесь кратко изложить.

Для блаженного Августина, одного из величайших «учителей Церкви», тут все ясно. Единственный способ достичь блаженного состояния, или, говоря проще, рая, это крещение. А значит все дети, умершие, не успев получить крещение, попадают в ад. Под конец жизни, поскольку его не раз упрекали в том, что такая концепция слишком неумолима по отношению к родителям, потерявшим детей, он, в конец концов, немного уступил и согласился, что, если дети согрешили лишь общечеловеческой причастностью к первородному греху, то для них ад будет наиболее легким, но все же это будет ад, «cum diabolo», «с дьяволом». Некоторые современники Августина, кого такая теория уже успела шокировать, попытались «выкроить» для этих детей место где-то посередине между адом и раем. Но на Карфагенском соборе в 418 Августину удалось провести публичное осуждение такого решения проблемы.

Это учение стало прямым следствием двух богословских ошибок: первая – это то, что все люди, рождающиеся в этот мир, уже виновны в том, что причастны к Адамову грехопадению, – идет такое мнение от неправильного прочтения одного текста апостола Павла, текста, написанного по-гречески, на том языке, который Августин знал не очень хорошо9. В представлении блаженного Августина свежий и розовый, только что родившийся младенец, никому еще не успевший причинить никакого зла, вполне справедливо заслуживает вечного осуждения лишь этой своей загадочной причастностью к грехопадению Адама. Подчеркнем здесь лишь тот факт, что православный Восток никогда не соглашался с этим утверждением Августина.

Вторая ошибка – это то, что в крещении дается вера, вплоть до того, что для Августина младенец, которого только что крестили, уже обрел веру, получил ее в самом этом таинстве крещения. Вера несмышленого карапуза, спокойно сопящего во сне!