О дивный новый мир - стр. 15
Землетрясение получило название по региону Канто, которому был нанесен наибольший ущерб. По масштабу опустошений и по количеству пострадавших считается самым разрушительным за всю историю Японии (хотя и не самым сильным).
«Дал понять об опасности так называемой раскупорочной травмы…»
Ироническая отсылка к монографии Отто Ранка «Травма рождения и ее значение для психоанализа».
Отто Ранк (1884–1939), коллега Фрейда, утверждал, что родовая травма – основная причина всех неврозов.
«Но от эпсилонов <…> нам человеческий разум не требуется.»
Производство людей напоминает массовое производство автомобилей. Потеря не только индивидуальности, но самых обычных человеческих способностей, превращение здоровых людей в полукретинов не вызывает ни у кого из альф ни протеста, ни возмущения.
«– Привет, Линайна…»
Линайна – на самом деле Lenina, то есть имя образовано от псевдонима Владимира Ульянова. Линайна носит фамилию Краун. Это реальная фамилия, существующая в английском языке. Она, конечно, вызывает ассоциацию с «короной» и «коронованной», но написание отличается от того и другого. Отсылка здесь к драматургу Джону Крауну.
Джон Краун (1641–1712) – драматург эпохи реставрации. В пьесе «Женатый кавалер» есть песня «Глупая служанка». В песенке звучат насмешки над склонностью служанки к моногамии, что может привести ее к «гибели».
Глава вторая
Оставив мистера Фостера в Зале раскупорки, Директор и студенты вошли в ближайший лифт и поднялись на шестой этаж.
«МЛАДОПИТОМНИК. ЗАЛЫ НЕОПАВЛОВСКОГО ФОРМИРОВАНИЯ РЕФЛЕКСОВ»* – гласила доска при входе.
Директор открыл дверь. Они очутились в большом голом зале, очень светлом и солнечном: южная стена его была одно сплошное окно. Пять или шесть нянь в форменных брючных костюмах из белого вискозного полотна и в белых асептических, скрывающих волосы шапочках были заняты тем, что расставляли на полу цветы. Ставили в длинную линию большие вазы, переполненные пышными розами. Лепестки их были шелковистогладки, словно щеки тысячного сонма ангелов – нежно-румяных индоевропейских херувимов, и лучезарно-чайных китайчат, и мексиканских смуглячков, и пурпурных от чрезмерного усердия небесных трубачей, и ангелов, бледных как смерть, бледных мраморной надгробной белизною.
Директор вошел – няни встали смирно.
– Книги по местам, – сказал он коротко. Няни без слов повиновались. Между вазами они разместили стоймя и раскрыли большеформатные детские книги, манящие пестро раскрашенными изображениями зверей, рыб, птиц.
– Привезти ползунков.
Няни побежали выполнять приказание и минуты через две возвратились; каждая катила высокую, в четыре сетчатых этажа, тележку, груженную восьмимесячными младенцами, как две капли похожими друг на друга (явно – из одной группы Бокановского) и одетыми все в хаки (отличительный цвет касты «дельта»).
– Снять на пол.
Младенцев сгрузили с проволочных сеток.
– Повернуть лицом к цветам и книгам.
Завидя книги и цветы, детские шеренги смолкли и двинулись ползком к этим скоплениям цвета, к этим красочным образам, таким празднично-пестрым на белых страницах. А тут и солнце вышло из-за облачка. Розы вспыхнули, точно воспламененные внезапной страстью; глянцевитые страницы книг как бы озарились новым и глубинным смыслом. Младенцы поползли быстрей, возбужденно попискивая, гукая и щебеча от удовольствия.