О чём вспомнил и размышлял. Книга вторая. Военная служба - стр. 50

 и под углом в 45^>0 относительно горизонта. Увиденное уже внушало какое-то смутное чувство загадочности и сложности конструкции, но когда представилась возможность разобраться, то оказалось всё просто. Так как СНР работала в сантиметровом диапазоне, то в качестве антенн использовались усечённые параболоиды вращения, размер которых был выбран исходя из необходимости создания диаграммы направленности нужной конфигурации. Двойная же конструкция позволяла увеличить частоту облучения цели, которая при выбранной скорости вращения антенны составляла 6 Гц. Именно с такой частотой менялась развёртка на индикаторах наведения, синхронизированная, естественно, с вращением антенн. Такое «дёргание» индикаторов СНР воспринималось очень непривычно по сравнению с плавным движением развёртки на экране индикатора кругового обзора РЛС П-10 или П-20 (30) в радиотехнических войсках.

Метрах в пятнадцати-двадцати от этих антенн в бетонном обрамлении находилась тяжёлая стальная дверь с мощными запорами. За дверью шёл бетонный коридор до конца «бугра», заканчивающийся такой же дверью, выводящей на другую сторону сооружения, в торце которого находились подземные ёмкости с запасом топлива для трёх дизель-электрических генераторов, смонтированных внутри сооружения, выхлопные трубы которых возвышались тут же. Конечно, все сведения я не мог получить в первый же день моего пребывания на объекте, на это требовалось время и, прежде всего, на освоение аппаратуры по назначенной должности, куда и вёл меня мой новый начальник через такую же массивную стальную дверь, расположенную примерно в середине коридора, открывшую вход уже в нутро сооружения. Очередную, уже более лёгкую дверь открыл мой начальник, как бы распахивая сразу тот объём аппаратуры, которую мне следовало освоить. Увиденное в зале прямо после двери меня если и не потрясло, то заставило на какое-то время остановиться и замереть с впервые в жизни явившимся чувством оцепенения, робости или боязни того, что «тут и до смерти ничего не изучишь». Честное слово, это, может быть, и не было произнесено вслух, но то, что я так подумал, является абсолютно достоверным. В училище я привык к аппаратуре, размещённой в КУНГах, т.е. к относительно небольшим объёмам. А здесь слева от меня вдоль стены стояло пять или шесть шкафов (это уже больше, чем на РЛС П-10 и даже П-20), а справа открывался большой зал с рядами огромных, выше человеческого роста, шкафов, закрытых стеклянными дверями. В конце зала угадывались ещё двери, за которыми, несомненно, находится тоже аппаратура. И вновь возникла та же мысль.

Мои созерцательные, в необычном для меня состоянии, размышления прервал мой куратор Валентин Волостных – дескать, нечего изображать из себя барана перед новыми воротами. Он был уже старший лейтенант, а это означало, что после окончания им Горьковского зенитно-ракетного училища, в котором и изучалась СНР Б-200, прошло уже три года. А за три года практической работы на координатной системе можно было достичь и определённых успехов. По-видимому, это и бралось в расчёт, когда мне в наставники начальник группы и определил Валентина. Как и оказалось, из всех старших техников на координатной системе он был наиболее знающим и потому авторитетным. На этой же аппаратуре с таким же стажем как у Волостных и достаточно высоким уровнем подготовки работали Володя Визенько, сверкавший целым рядом золотых зубов, так как свои зубы и часть носа он по причине лихой езды на своём ИЖ-49 оставил на бетонке в районе деревни Назарьево и Иван Половой – маленький, кривоногий и как все малорослые люди, с заметными амбициями. Уникумом был Серёга Машкин, тоже, как и Половой, небольшого роста, но круглый, как колобок. Убеждённый холостяк и весельчак, относящийся к технике не как к кормилице, а как к обременению и потому изучавший её, по его же определению, «методом индукции» – в отсутствие начальников расстилал за шкафами большие схемы и на них восстанавливал силы, израсходованные в предыдущую поездку на гулянки.