Нынче всё наоборот - стр. 48
– У нас же станков нет, – сказал я.
– Будут, – сказал директор.
– Правда? – спросил я.
– Честное пионерское, – сказал директор.
Ребята засмеялись. Я опять посмотрел на секундную стрелку, и у меня щека задёргалась. Тогда я сказал, чтобы не засмеяться:
– Честное пионерское не в счёт. Вы же не пионер! Вы какое-нибудь другое дайте.
– Честное директорское! И партийное, если хочешь.
Когда он сказал про партийное, я поверил. Я по своему папе знаю. Он никогда зря партийное не даёт. Он когда после школы Зинаиде часы купил, мама его спросила: «Сколько стоят?» Он говорит: «Двадцать», – а сам смеётся. Мама говорит: «Обманщик. Дай слово». Он говорит: «Даю». – «Нет, дай честное слово». – «Даю». – «Нет, дай партийное…» Тогда он схватил маму в охапку и стал целовать. А партийного слова не дал. Потому что часы стоили пятьдесят рублей. Мама тогда ещё сказала, что тридцать рублей за поцелуй – очень дорого.
И я сказал директору:
– Раз партийное, то мы теперь в школу пойдём, Алексею Ивановичу расскажем.
Мы попрощались с директором и вышли из кабинета. Вот тогда я и сосчитал, что около женщины стояло четыре телефона. А ещё там на диване сидел толстый Петляев. Мы шли мимо него и говорили по очереди «до свидания». Мы не дразнились, а по-честному. А он, наверное, подумал, что дразнились. Первому он ответил, а остальным нет. А когда я подошёл, он вообще отвернулся.
Пока мы шли по заводу, то старались не шуметь. А когда на улицу вышли, все начали орать. Кто кричал «ого!», кто «ура», а кто вообще неизвестно что. Я так орал – у меня глаза чуть не выскочили.
Дежурный вышел из будки и что-то сказал, но его не было слышно. Даже я не услышал. Я громче всех орал. А Милка Орловская просто визжала. У неё голос тонкий – противно даже. Но она хитрая. Хоть она и визжала, а всё-таки заметила, что наш трамвай подходит.
Она ещё сильнее завизжала и бросилась к остановке. И все ребята побежали к трамваю. Только мы не успели. Трамвай под самым носом ушёл.
Я кричу:
– Алё! Ребята! Догоним! – и за трамваем.
Все бросились за мной. Мы пробежали целую остановку и чуть-чуть не догнали.
Я опять кричу:
– Всё равно догоним!
И мы пробежали ещё остановку. И опять чуть-чуть не догнали, потому что трамвай долго стоял у светофора. Мы бы и дальше за ним бежали, но школа была уже совсем рядом. А мне всё ещё бежать хотелось. Поэтому я не в ворота вошёл, а через забор перелез.
Честное слово!
В тот день шестой «г» на уроках сидел плохо. Все ждали большой перемены. Но маленькие перемены тоже не пропали даром. Стоило только учителю выйти из класса, шестой «г» срывался с места и мчался на второй этаж. Там были владения ненавистного шестого «б». На втором этаже шестой «г» выстраивался парами и начинал делать круги возле шестого «б». Неизвестно, кто первый сказал «лично», но всем очень понравилось это выражение. Пары прогуливались по коридору и, встречая «шестибешника», говорили какие-то не очень понятные слова.
– Лично мы сделаем большой ПеЗе.
– Лично мы будь здоров!
– Лично я на ПеЗе пойду. А лично ты?
– Лично, ещё как!
– А лично тому-то – фига!
– Лично ПеЗе?
– Лично, ага.
– Конечно фига. Лично им – фига.
– Лично, значит, шиш.
«Шестибешники» были тоже не дураки. Они, конечно, понимали, что все фиги имели к ним самое прямое отношение и таинственное ПеЗе – тоже. Но они не знали, что такое ПеЗе. В этом-то и скрывалась главная обида. Можно сказать человеку: