Нынче всё наоборот - стр. 28

Наверху стояли двое ребят. Они были совсем молодые, но с бородами. Они не катались, а просто стояли – палки под мышкой – и покуривали. Постоят, постоят – перейдут шага на три и опять стоят. Лыжи у них были как у Владимира Ивановича, с пружинами. Но между ветками они не ездили. Вообще не знаю, зачем они там стояли. Правда, они немного катались, но странно как-то. Выплюнет сигарету, съедет на два шага, шикнет лыжами по снегу и остановится. А потом вернётся назад и снова закуривает.

Один увидел Вику и говорит:

– Стильный ребёнок.

У Вики были брюки и синий свитер. Она покраснела и ничего не сказала. А Борька насупился. Тогда он опять говорит:

– Дети, не путайтесь под ногами, не мешайте мыслить.

Я говорю:

– Мы не мешаем.

Он посмотрел на меня и выплюнул сигарету.

– Не заставляйте меня снимать моё пенсне, – сказал он. – Я страшен в гневе.

Второй заулыбался и тоже выплюнул сигарету.

Вика потянула меня и шепнула:

– Идём, Костя, не связывайся.

Но я не хотел уходить. Мне было непонятно, что им нужно. Что это, их гора, что ли? И Борька тоже ничего не понимал. Вообще, они были какие-то, как лунатики, хоть и не пьяные.

Мы взялись за руки и съехали пониже. Только сначала я сказал этому бородатому, чтобы он лучше не стоял, а катался, а то у него борода простудится. А они даже не пошевельнулись. Так и остались наверху. Мы катались долго, часа три. Потом Владимир Иванович сделал воротики, и мы стали кататься на другом склоне. На время – кто быстрее. Под конец даже Лина Львовна проехала через воротики и не упала.

Уже начало темнеть, когда мы пришли на базу. Сняли лыжи, и всем сразу захотелось есть. Владимир Иванович принёс ведро кипятку и кружки. Каждому он дал по два бульонных кубика. А всю еду, какая была, сложили на столе в кучу. Любой брал и ел, что хотел. Все устали, но было очень весело. Было не так, как в городе. Почему-то все стали ужасно вежливые. Говорили: «Возьмите, пожалуйста», «Передайте, пожалуйста». А когда Лина Львовна скомандовала мыть посуду, бросились как сумасшедшие.

И я тоже побежал и вымыл два стакана. Если бы это увидела Зинаида, она бы, наверное, в обморок упала.

– А вы всё-таки ничего ребята, дружные, – сказал Владимир Иванович.

Он показал на стол. Там остался лежать бутерброд с икрой.

– Чей?

– Это я принесла, – сказала Лена Никифорова.

– Что же ты не съела?

– Не знаю. Он только один был.

– А ты? А ты? – начал спрашивать Владимир Иванович по очереди.

Кто говорил, что не любит икру, кто – потому, что только один был, кто – не заметил.

– А ведь я его на самый верх положил, – сказал Владимир Иванович.

Уж не знаю почему, но всем было очень приятно, что никто не съел этот бутерброд. Мне тоже это понравилось, хотя я не могу объяснить почему.

По дороге до станции мы пели.

Только нам не повезло. Или, может, повезло! Тут не поймёшь. Подошла не электричка, а какой-то старый поезд. У него вагоны маленькие и с печкой. Мы еле забрались на высокие ступеньки.

Народу было не так уж много. И тут нам повезло. То есть сначала опять не повезло, но зато потом было здорово.

Мы сидели посередине. В одном углу была печка, а в другом ехали какие-то ребята. Один из этих ребят – здоровый такой парень – протиснулся к печке и стал греть руки. Я ещё, когда он мимо шёл, заметил, что у него вид противный: нос маленький, а лицо круглое и жирное, как блин. Даже шёл он как-то противно – бочком, приседая, и всё извинялся: «Пр-р-сс-тите, пр-р-сс-тите».