Няня для Карамельки - стр. 3
Страшно подумать, что если бы такой вот недо-мачехе попался тренер готовый на всё, то девочке пришлось бы плохо. Конечно, я прекрасно понимаю, что найти такого не проблема, но как можно? Уставшие и смирившиеся со своей судьбой маленькие карие глазёнки до сих пор стоят перед моим внутренним взором – она покорилась, потому что не в силах что-либо изменить, потому что она просто ребенок и ей не подвластна сила, которая поможет защититься.
Собственно мой первый рабочий день выдался на редкость странным и наполненным не только положительными моментами, но и теми, когда хотелось сбежать куда-нибудь и скрыться от человеческой несправедливости и собственного бессилия.
Но сейчас, вспомнив подробности я чувствовала как меня обволакивала жгучая ярость и злость, которая придавала сил и уверенности.
В общем, переступая порог кабинета директора, я была настроена воинственно и готова была стойко и мужественно выдержать все причитающиеся на мою долю претензии, но не учла одного:
- Вы уволены, Юлия Вячеславовна… - летит мне в спину, как только шикарная белая дверь за нами захлопывается. – С завтрашнего дня вы больше не числитесь тренером в нашем центре.
Я остановилась и осталась стоять в центре огромного кабинета не в силах сдвинуться с места. Новость об увольнении не просто огорошила меня – она прибила к полу своей тяжестью. Мысли роились в голове одна сменяя другую. Я словно в тумане следила за тем, как Лазарев, обогнув меня, прошёл к большому столу, где своего хозяина ожидало огромное темно-коричневого цвета директорское кресло.
Мужчина казался абсолютно невозмутимым, чего не могу сказать о себе – сердце набатом стучало о грудную клетку, а в голове застряла одна мысль – где найти такую работу, чтобы денег хватало и на долги и на папину реабилитацию, а самое главное – как сказать маме, что я и двух дней не продержалась на том месте, которое она с боем выбивала через друзей и знакомых?
Был бы передо мной кто-то другой, я бы наверное умоляла, поправ свою гордость, засунув её в одно известное место, просила бы не увольнять, объяснялась бы, приводила аргументы. Но с Лазаревым не смогу, пусть и времени много прошло, но та рана в душе никогда не затянется, сколько бы я ни пыталась задушить в себе боль, простить его, себя… Ничего не выходит, а когда пытаюсь насильно перебороть или забыть, становится только хуже – появляются ночные кошмары, до того изматывающие, что депрессия накрывает почти сразу.
Не могу я просить его, только не Лазарева…
- Почему? – единственный вопрос, произнесённый словно не моим хриплым голосом, сорвался с губ и всё. Больше ничего не хотелось, только услышать, что он прогибается под «сильных мира сего», хотя помня его юношеский максимализм и заявления о том, что будет бороться с бюрократией, с трудом верилось, что Игорь изменил своим убеждениям.
- Ты сама всё прекрасно знаешь… - Лазарев не выдержал моего тяжёлого взгляда и отвернулся к окну, теперь я могла наблюдать лишь его точёный профиль. – Ты перешла черту в первый же рабочий день. Я, конечно, понимаю, что привыкла ты к другому обращению – великая спортсменка и так далее… - последнее прозвучало как-то слишком едко, для отрешенно-скучающего вида, который Лазарев пытался демонстрировать. – Только здесь ты никто! Понимаешь? Абсолютно никто!