Нойды. Черный вензель - стр. 29
– Не верю, – отрезал Кинебомба и застыл на месте, всем видом давая понять, что собирается уйти прочь по ближайшей аллейке, но не позволит делать из себя идиота.
– Могу я спросить почему? – Глаза Давида лучились радушием и желанием все прояснить.
– Да ведь это очевидно, разве нет? От пуль стрелка погибла лишь старшая девочка, которая заслонила собой друзей. А потом остальные умерли в больнице без особых на то причин. Кто же их убил?
Его собеседник вроде как спохватился, всплеснул руками:
– Ох, вы же не в курсе, да и откуда вам такое знать.
– Чего я не знаю?
– В это почти невозможно поверить, но вам придется. Между ребятами существует непостижимая связь: если умирает один, то умирают и все оставшиеся. В течение суток. Вот такой расклад.
Пару минут Кинебомба жадно глотал влажный воздух и не мог понять, издевается ли над ним собеседник, и если да, то зачем.
– Не верите? – мягко, сочувственно спросил Давид. – Понимаю. Так было не с самого начала, но в какой-то момент ученым лбам Института, похоже, стало неинтересно создавать просто детей необычных. Потребовалась сверхзадача. Или, скорее всего, их настойчиво попросили учесть и этот фактор. Ведь так первенцами гораздо удобнее управлять.
– Попросили – кто?
Мужчина, словно извиняясь, развел в стороны коротковатые руки:
– Об этом, Антон, я готов вам однажды рассказать, но уже на новом витке нашего общения.
Кинебомба подергал острым подбородком, спросил:
– В смысле, если я войду в вашу организацию?
Давид царственно кивнул.
– Зачем я вам? Точнее, даже не я. Зачем ваш сотрудник дал половинку визитки моему товарищу? Народу в вашем «Комитете», как я понял, и так достаточно.
– Давайте сядем. Устал я что-то.
В самом деле, недавно еще полный энергии, мужчина как-то осунулся, словно шарик, из которого наполовину выпустили воздух. Его румянец бесследно исчез. Они вернулись к упавшей колонне, и Давид, прежде чем сесть, достал из кармана и расстелил газетку для себя и для Антона.
– Вы поняли не совсем верно: народу у нас пока много, но все равно не хватает. Особенно компетентных, знающих историю первенцев изнутри, неравнодушных к этим бедным детишкам. Грядут темные и опасные времена, конфронтация с Институтом все жестче, а нас все меньше. Мы несем потери. Того, по чьей наводке мы с вами сейчас беседуем, уже нет в живых. Мы стареем, болеем и покидаем ряды по естественным причинам. А молодое поколение скорее восхитится успехами Института, чем соблазнится нашей опасной и порой грязной работой. Приглашать с улицы кого-то, кто о первенцах слыхом не слыхивал, – не вариант.
– И все равно странно, что вы вот так с ходу вербуете меня, – не унимался Кинебомба. – Я могу оказаться кем угодно, даже агентом Института. Вы знаете, что мы – противники убийства детей, и, возможно, сейчас я преследую цель помешать вам!
Давид отозвался глубоким, с присвистом вздохом:
– Что поделаешь, мы готовы пойти на риск. Возможно, мы сумеем вас переубедить, ведь вы разумный человек. Гуманный человек. Вот, кстати, приготовил специально для вас…
В руках его возникла отсыревшая кожаная папка, которую Кинебомба прежде не замечал. Мужчина старательно протер ее пухлой ладонью.
– Я в курсе, что вы побывали в английском Барнсе, собрали материалы о детях. Тамошние комитетчики переслали нам ваше фото и прочие данные. Кое-что вам удалось тогда разузнать. В папке вы, Антон, найдете то, что узнать никак не могли, хотя бы потому, что не задавали нужных вопросов. Это о том, что на самом деле происходило в школе и городе в последние недели перед гибелью первенцев. Здесь скрины различных документов, к ним приложены русские переводы. Прочитайте и, если захотите продолжить нашу беседу, свяжитесь со мной. Номер сохранили? Вот и ладненько. А пока позвольте покинуть вас.