Новый мир. Зима - стр. 9
– Как такая чаша делать? – коряво, но вполне понятно, спросил меня вождь Бул, беря в руки мою железную кружку, из которой я собирался попить чай. Вообще вождь был очень любопытным человеком, всё время старался что-нибудь выведать и попытаться повторить. Нас такое поведение первое время сильно напрягало – к соблюдению личного пространства мы привыкли с рождения и когда в наших вещах роется кто-то весьма неприятно, а уж если этот кто-то совсем чужой человек – неприятно вдвойне. А уж случай, когда мы, проснувшись утром, обнаружили рядом с собой спящего, попукивающего и сладко сопящего вонючего мужика – так и вовсе озверели. Артём хотел надавать ему тумаков, я вовремя вмешался и конфликт не получил печального продолжения. Такое было всего раз, но нагоняй Бул получил знатный. Он оправдывался, что хотел понять, каково это спать в нашей "пилатка". На справедливый наезд со стороны Тёмки сильно обиделся, и не разговаривал с нами целый день.
– Это железо, – ответил я добродушно, – но можно сделать из глины.
– Гли-ны? – переспросил Бул, и в его глазах постепенно стал разгораться уже знакомый мне огонь любопытства. – Научи! – потребовал он, а Артём, кинув на меня многозначительный взгляд "назвался груздем – полезай в кузов", технично ретировался.
Пришлось поднапрячь память и вспоминать, какая глина подходит для лепки и обжига.
Потащился к реке, там, где были крутые склоны. Копнул лопатой слой песка, затем ещё и ещё… и каково же было моё удивление, когда красная глина всё же нашлась!
Отменная, жирная, "лепкая". Находка настолько меня воодушевила, что я, наполнив наше пластиковое ведро под завязку, отправился в поселение, напевая тихо весёлую песенку. Всё же знания человека моего времени, пусть даже школьные и отрывочные "интернетовские", были чрезвычайно полезны в тех условиях, в которых мы оказались.
– Нашёл-таки? – удивился Артём, подсаживаясь ко мне поближе. В какой момент он так же, как и я увлёкся созданием посуды – не знаю, но мы с азартом принялись за работу. Чуть позже к нам присоединились вездесущие дети и своими ловкими руками налепили кучу кривых, кособоких пиалок.
– Оставим на ночь, нужно чтобы просохло, – довольно улыбнулся Артём, – а потом приступим к обжигу.
– Ты откуда всё это знаешь? – в свою очередь удивился я знаниям брата.
– Дочка ходила в гончарную студию, я её возил и иногда присутствовал, к тому же, она мне весь мозг проела всем этим "интересным" процессом, – вспомнив семью Артём резко погрустнел, и отвернулся.
Сжав плечо брату в молчаливой поддержке, вернулся к лепке.
Только через пять дней, когда наши неказистые чаши наконец-то высохли (парочка из них всё же некрасиво треснула), мы, окружённые толпой аборигенов, мы приступили к обжигу.
Сложив камни друг на друга, создали что-то типа печи (с возможностью снизу подкладывать дрова), на дне разожгли костёр, сверху сделали перекладину из металлических прутьев (запас, взятый с собой, стремительно уменьшался) и сложили на неё пять чаш. Делали утром, чтобы весь день следить за огнём и не дать ему потухнуть. Перед сном подкидывать ветки перестали.
А утром настал момент истины.
Из недр "печи" мы вынули красивые чаши, пусть неказистые, но целые, и без трещин. Моей радости не было предела, впрочем, и Артём довольно улыбался. А уж как восхитились местные – словами не передать: пляски, крики, восхищённые улыбки – всё это смешалось в какофонию звуков.