Новый год на двоих - стр. 20
— Ладно, уговорил, — с независимым видом я прошла мимо Рудольфа, открывшего рот.
Я встала у красной машины, любовно провела по капоту, наслаждаясь мускулистым дизайном. Потом наклонилась и внимательно вгляделась в значок. Крылья с кругом в центре подсказали марку. Люксовый автомобиль очень подходил Рудольфу; заодно убедил меня в ширине его кошелька.
— Мажор, да? Или миллиардер, решающий за даму все ее проблемы? — поддела я с коварной улыбкой на губах.
— На Мальдивы не повезу, — очнулся Морозов. В руке игриво мелькнул пульт, а следом задорно отозвался четырехколесный друг.
— Почему? — я притворно надула щеки.
Салон оказался настоящим примером роскоши. Один только аромат кожи в сочетании со сталью, стеклом и деревом стоил того. Настоящее искусство, где технологии двадцать первого века сочетались с неизменной классикой. Ладонь коснулась приборной панели, что простиралась до двери и создавала эффект кольца.
Какая красота. Здесь, поди, звучание двигателя с особым эмоциональным переливом вкупе с мощностью. Вот бы забрать себе. Я бы любила, лелеяла…
— Прекрати капать слюнями на мой коврик, — прозвучало со стороны водителя, следом послышался хлопок.
— Я на ней женюсь, — всхлипнула от восторга. — Поехали в загс, мы будем потрясающей парой.
— Ага, — хохотнул Рудольф и завел двигатель. Его мерное рычание приятной истомой отозвалось в груди.
Зачем нужны мужики, когда есть машины?
— Что насчет Мальдив? — поинтересовалась я и пристегнулась.
— Существует маленькая проблема, — автомобиль с тихим шелестом двинулся к арке.
Сильные пальцы Морозова удерживали руль, и я подумала о пианино. Уж больно у оленя «музыкальные» руки.
В голове нарисовалась картина, как Рудольф терзал пианино в какой-нибудь консерватории. День за днем. При нажатии клавиш внутри деревянного корпуса звенели туго натянутые струны, добиваясь непревзойденной мощности, и демонстрировали все богатство акустической палитры.
Музыка летела вслед хаотичным с виду движениям кистей; мягкий тембр и светлые звуки отдаются в сердце сладкими грезами об очаровательном молчаливом пианисте. Обязательно во фраке с бабочкой, чтобы оставался флер непревзойденной элегантности.
— …осталось внести последний взнос…
Сквозь сладкую вату фантазий пробилась суровая реальность. Упоминание ипотеки быстро вернуло меня на грешную землю в салон, где Рудик распинался о причинах отказа свозить мое истосковавшееся по солнечному свету тело.
— Морозов, — протянула я недовольно, прервав его размышления о материальных благах. — Я о прекрасном думаю, а ты все портишь.
— Обо мне? — сразу оживился Рудольф.
— Нет, — огрызнулась я. — О музыке, машине и белом песочке у бирюзовых вод океана!
— Какая ты меркантильная женщина.
— Глупости не говори, — выговорила я спокойно, когда окончательно сбросила хмель. — Завтра в двенадцать на Красной площади. Обещали старику праздник, устроим все по-человечески. Борьба на равных условиях.
— Конечно, — хмыкнул Рудольф, включая поворотник. — Как скажешь, Сахарочек.
— Тебе бы завязать с уменьшительно-ласкательными прозвищами, олень, — неожиданно для себя резко ответила я.
Заметив в зеркале заднего вида приподнятые брови, я разозлилась еще сильнее. Опять же непонятно почему. Окончательно рассеялась розовая дымка девчачьего восторга от внимания красивого мужчины. Вернулись трезвость ума, а с ним — обжигающая ярость. Слишком много, чтобы держать внутри.