Новогодний роман - стр. 26
– Покажи а? Я тебе денег приплачу.
– Столица, столица –вздохнул таксист. Он сунул руку между креслом и рычагом ручного тормоза и извлек оттуда монтировку. С восхищением принял ее Антон.
– Надо же так вот ты какой. Жизненный стержень. Альфа и Омега. Слушай, продай а?
– Чего удумал. Мне самому нужна – таксист потянулся за монтировкой. Антон тут же спрятал ее в шубу.
– Продай. 50 долларов дам.
– Смеешься ты, столица. Это за монтировку.
– Ты себе еще найдешь – Антон приобнял таксиста и настойчиво засовывал ему в нагрудный карман деньги.
– Э-э, бог с тобой бери – наконец согласился таксист.
– Спасибо, дедун. Ты даже после первого раза не был так счастлив как я сейчас.
– Это из-за монтировки что ли?
– И не только – Фиалка интимно склонился к таксисту – Ты мне дедун сразу понравился.
– Но, но ты это – таксист отстранился, вжимаясь в дверцу.
Антон подвинулся вслед за ним.
– Ты не обижайся, дедун. Всегда будут нужны, такие как вы и такие как мы. Чугунный закон равновесия и мира. И мы вам будем нужнее ,чем мы вам.
– Как это – спросил озадаченный таксист, несмело пытавшийся снять руку Антона со своего плеча. Антон не поддавался.
– А на ком вы будете срывать свою злость? – шептал Антон, все теснее прижимаясь к таксисту – Если что-то не будет получаться. Единение с землей штука тонкая, а вдруг что-то не получится. Мы тут как тут. О-па встречай нас. Поливай грязью. И вам хорошо и нам не сладко.
Со стороны было забавно наблюдать, как Антон играл обольстителя. Жестокого, перешибающего все препоны. Так бесформенная в полнеба туча наползает на легкое барашковое облачко с одной целью: смять , покорить уничтожить. И таксист потерялся. Гипнотизируемый неистовым Антоном, он превратился в пухленькую (и куда девалась боцманская полнота) беленькую монашку, трепещущую в руках властного и распутного андалузского идальго.
– Единственное, что может нас спасти – сверкнул глазами Антон –подарить единение, избавить от вековой классовой вражды неудачников и счастливцев. Дать недостижимую гармонию отношений, не опошленную постылой рутиной бытия. Подарить нам Эдем, где босые ноги и утренняя прохладная роса, воспринимаются не как что-то противоестественное, а данное высшими силами необходимое благо. Где фиговый листок всего лишь деталь костюма, а не лицемерный фетиш, привлекающий злое слюнявое внимание к простоте, превращающейся в похоть. И это единственное, затасканное, но все еще великое и недостижимое в своем забвении, пересыпанное нафталином чувство. Это…
– Что? – затравленно шепнул таксист.
– Это. – Антон двумя руками охватил шею таксиста. Теперь их лица были совсем рядом.
– О-о-о – простонал Антон – Любовь. – наконец выдохнул он. Антон произнес это слово так, словно им пробил плотину, сдерживающую могучий поток, теперь выпущенный на свободу. Внезапно Антон открыл рот, высунул язык и развязно пощекотал напряженный потный лоб. Таксист был раздавлен. Он начал тихонько подвывать.
– Любовь – страстно шептал Антон, отодвигаясь – Любовь, мой милый. Только любовь. Проказник не удержался и послал таксисту воздушный поцелуй. Потом осторожно открыл дверцу и коротко приказал Запеканкину.
– За мной Петр.
Они подходили к подъезду, когда из покинутой ими машины раздался одинокий крик. Крик был настолько одинок в этом мире, что редкие прохожие даже не обернулись, а еще быстрее заспешили по своим делам. Но Фиалка и Запеканкин остановились. Таксисту удалось стряхнуть Антоновы чары. Децибелы его обиды и гнева достигли ушей Антона и Петра.