Новенький. Сломанное сердце - стр. 11
Она решила прогуляться по шумному проспекту вдоль канала. Саша любила январский Питер. Холодный, еще украшенный гирляндами, суровый и спокойный. Почему-то весной эта магия утрачивалась. Все становилось грязным и суматошным.
– Видится мне, он сейчас не в самом хорошем состоянии, – предположил папа. – Что-то серьезное наверняка заставило его карьеру накрыть медным тазом. Такой блестящий пловец был. Жаль парня.
Саша представила заносчивый голубой взгляд и внутренне с папой не согласилась. Выглядел Золотов получше многих, если не всех. Такого жалеть не хотелось.
– Мне в журнале приказали интервью у него взять. А я к нему даже подходить боюсь, – она надула губы и пнула комок изо льда, снега и пыли, который удачно попался под ногу.
– Он пловец, а не борец. Не укусит же.
Хохот у папы был сиплым, почти как технические помехи.
– Зато радиоактивный. Я на атомы распадаюсь, – призналась Саша с досадой.
– Понравился?
Смех прекратился, но в тишине чувствовалась ухмылка.
– Такой, попробуй, не понравься. Но не хочу, чтобы он думал, типа я к нему клинья подбиваю.
– Когда тебя останавливало, кто что думает? Ты же обычно на рожон первая бежишь.
– Вот именно. Не хочу больше. Нарожонилась уже. Паша мне сам так и не пишет.
Папа вздохнул. Не было в этом усталости или жалости. Только сочувствие.
– Ну и к псам его, – посмеялся он после паузы. – А с Золотовым… работа же. Я тоже не выбираю, куда ехать. А еду. Доезжаю и возвращаюсь.
– Возьмет еще и отфуболит меня при всех, опозорюсь ведь, – Саша хотела выпросить у папы разрешения не трогать Золотова, даже если отвечать пришлось бы перед Леной Афанасьевной.
– Ну, может, конечно. Зато у тебя есть папка. Папка тебя никогда не отфутболит. Прибежишь, поплачешься, побежишь дальше, как ты всегда делала.
Она расплылась в довольной улыбке – только этих слов и ждала.
– Люблю тебя, па.
– И я тебя, доча. О, пробка зашевелилась. Поеду.
– Ага.
Не успела она пожелать ему хорошей дороги, потому что связь прервалась. Выдохнула, расправила плечи и пошла по проспекту навстречу солнцу. Хотелось набраться холода и очистить мысли, чтобы перед тем, как опять прыгнуть на рожон, успеть сделать рутинные дела.
Саша вела студенческую группу в «ВК», отслеживала новые сообщения на форуме абитуриентов, обновляла информацию для одногруппников в чате. И домашние задания никто не отменял. Альба сразу задала написать эссе. Дел было невпроворот.
Все это Саша рассчитывала успеть до пяти, чтобы к шести явиться в бассейн. Хотела подкараулить там Золотова. Решила таскаться туда каждый день, пока он рано или поздно не придет. Это казалось хорошей возможностью поговорить с ним наедине, попросить об интервью и там же на месте его провести.
Мама встречала ее шпинатным супом с пампушками, который Саша с папой уплетали за обе щеки и боролись за последнюю порцию. Саша всегда выигрывала, потому что папа любил ее больше, чем суп, но боролся он отчаянно. Сегодня в отсутствие конкурента девушка ела лениво, без аппетита.
– Ма, а у тебя много поклонников было до папы? – Саша глядела в зеленую жижу, пюрированную и разбавленную сливками.
Мама улыбнулась и кокетливо повела плечом.
– Ну, было несколько.
Полные руки она положила на стол, чтобы приблизиться к дочери, и заглянула снизу в глаза. Саша узнавала в маминых свои – такие же синевато-зеленые, почти морского цвета. Раньше мама с гордостью распускала пышные кудри, а теперь стриглась коротко, кончики едва завивались. Седина проскальзывала через каждую прядь. Зато веснушки на лице сохранили юность. Даже морщины их не перебивали. И черты остались изящными, несмотря на комплекцию. А Саша унаследовала папины, более грубые и крупные.