Новая история Золушки, или Разоблачить мачеху - стр. 14

Был и ещё один случай, из-за которого я недолюбливала Илью.

Окончив Среднюю Школу леди Ди, я приехала домой, полная мечтаний о том, как буду жить рядом с отцом, запишусь на короткие курсы домоводства и рисования в родном Ядице или, в крайнем случае, в Пуцело, как мы будем вечерами вместе ужинать, а потом играть в карты или ещё во что-нибудь. Тогда я ещё надеялась, что мы станем одной семьёй.

И вот я, ошарашенная и перепуганная, в гостиной, а отец, стоя передо мной, со страданием в голосе передаёт волю покойной матери:

- Она хотела, чтобы ты училась в заграничной высшей школе. Любой, на твой выбор.

Едва дыша, я осознавала, что мечты рушатся - прием документов у иностранцев начинался рано, требовалось личное присутствие, причём выезжать скоро, и два раза ездить бессмысленно, потому ехать надо сразу и надолго.

Илья, что тихо сидел в этой же гостиной, увидев мои слёзы, с иронией предложил оставить Золушку дома, пусть, мол, котлы чистит.

Мачеха тогда резким жестом показала парню на дверь, а сама, как всегда, молча и выжидательно уставилась на отца. Я видела, что ему не хочется отпускать меня. Но воля матери…

И я долго молчала, борясь со множеством бурных чувств, а потом скомкала их в один твёрдый, колючий шарик и смирилась. Тихо выдохнула:

- Хорошо.

А потом выдала фразу, от которой рука едва не потянулась к губам, чтобы закрыться, спрятаться: "Мне там понравится". Но жест сдержала, чтобы никто не понял, что я опять проговорилась. И добавила:

- Лара сейчас в Плянии, я туда поеду.

Выбор на самом деле у меня был: три страны - Пляния, Фуррэ и Катайя, потому что только там можно было получить те знания, которые я, бездарная, могла осилить.

Плянию я выбрала ещё и потому, что там когда-то училась и сама мама. А ещё… Она была ближе всех к моей родной Ратии, к отцу.

В общем, в моих воспоминаниях этот парень, что сидел сейчас чуть наискосок, по другую сторону стола, не был ни приятным, ни даже симпатичным. А уж сходство с Куражко, моей недавней неприятностью, делало это неприятие ещё сильнее.

- Илюша, - отец глянул на мачехиного младшего взглядом ребенка, который я у него так хорошо помнила. - Ты опоздал.

"Илюша" хмыкнул, и улыбка его стала кривой.

- Ну и что? Без меня не смогли начать? Так нет же, - он обвёл взглядом стол. - Всё в порядке. Все живы, здоровы. Вот, питаетесь даже.

В словах звучала неприкрытая издёвка. Я посмотрела на Илью внимательнее. Они что, всей своей семейкой доводят отца? Отец перевёл беспомощный взгляд на мачеху. У той на лице была смесь каких-то чувств, которые я не могла понять, и смотрела она не на сына, а в тарелку.

Стыдно?

Ну мне бы тоже было стыдно за такого сына. Мало того, что ведёт себя как засранец, так ещё и одет как не пойми кто.

Парень в самом деле выглядел как попугай, разодранный в клочья. Ярко-малиновая бабочка на шеё, что так врезалась в мою детскую память, была ерундой по сравнению с тем, что представляла собой его одежда сейчас: шоколадного цвета рубашка с ярко-оранжевой, в цвет носкам, вышивкой и зелёный галстук, желтый, песочного оттенка пиджак. И этот спокойного тона пиджак мог бы уравновесить всю эту композицию, если бы не выглядел так, словно его рвали собаки. Рвали, а потом закапывали.

А потом раскапывали.

И ещё немножко рвали.

Брюки, насколько я могла рассмотреть, - светлые джинсы – ещё более рваные, чем пиджак; их куски скреплялись проволочками. Это тоже модно? Или чтобы не рассыпались? Хорошо бы, чтобы ещё одна проволочка выполняла роль ремня, потому что только стол, покрытый скатертью, скрывал, что держатся несчастные брюки неприлично низко, будто в ход пошла магия.