Новая эра. Часть первая - стр. 53
Я могу иногда выйти на час-другой, только если нет всяких мероприятий, или уйти пораньше…
3.4.2000
После работы поехал в «Вести», Гольдштейн познакомил с Зайчиком. Редакция похожа на муравейник. У Зайчика закуток за ширмочкой. Большой такой толстый зайчик, довольно доброжелательный, с хитринкой. Предложил дать для газеты «что-нибудь из дневников». «Можно об известных людях. В свойственной вам деликатной манере…» Преподнес ему книгу.
Потом погуляли с Гольдштейном. В одно пустое, уже закрытое кафе впустили две русские девицы, одна – красивая-разбитная за сорок, другая – деревня под двадцать. Взяли по соку. Преподнес ему книжку. Надписал: «Соучастнику». И «с благодарностью за дружбу». И правда, я в последнее время испытываю к нему какое-то особое расположение. И поздравления его искренни и завистью не отравлены.
Красивая-разбитная за сорок тоже располагала.
– Жалко, – говорю, – книжку лишнюю не взял, подарил бы вам, почти уверен, что вам бы понравилось.
– Какую книжку?
– А вот! – Гольдштейн охотно продемонстрировал. – Видите, его книжка!
– Детектив что ль?
– Ну, не совсем, – замялся Гольдштейн.
– Про любовь, – говорю.
– А где, где книжка? – оживилась «деревня».
– Вообще-то, – говорю, – и магазине можно, наверное, купить.
– Нуу, это надо деньги платить, – сказала «деревня».
Бараш звонил. Мурыжил на тему письма Кононову. Да какой он человек, да как себя с ним вести.
– Учти, – говорю, – он в делах жесткий.
– Так что надо поддаваться?
Я засмеялся.
– Ну я тебя серьезно спрашиваю! – обиженно и даже резко одернул меня Бараш. После паузы продолжил:
– А он текст правит?
– В смысле ошибок? Не знаю, есть ли у него корректоры…
– Нет, ну там, может сказать, что вот эта фраза ему не нравится…
– Да ты что?! Название книги – это еще туда-сюда, тут он может свое мнение высказать, но все равно тебе решать.
– А как он…
Долго выспрашивал. Потом о вечере: нет, ничего не придумал и народ пассивный. Спросил опасливо, кого я пригласил. «Никого», – говорю. Расслабился. Сказал, что Дану не пригласил, кажется, она на меня обижена. Сообщил, что Дана с Некодом издали поэтическую антологию, но меня она не включила.
Он сделал паузу, видимо, ожидая грязной ругани.
– Включила своих учеников, – продолжил. – Ну как же, у нее целый такой поэтический кружок, птахи там всякие, Регев – красная шапочка, я тоже у нее один раз читал, свои последние, так там один, Шпарк, или Шперк…
– Шваб?
– …да, вроде, его там за поэта держат, так он высказался, что это, мол, прозаическое описание путешествий. Да? Вот так, пишешь двадцать лет, где-то там как-то существуешь в литературе, и вдруг приходит какой-нибудь Шпарк-Шперк, ну Шваб, Шваб, да… я ему чего-то сказал, а я, ты не представляешь себе какой был сноб когда-то, это я сейчас добрый и старый, а в молодости… в общем, я ему что-то сказал, так он ушел…
Рассказал («только между нами, да?»), что Ира Гробман хвалит мою книгу («Ты же знаешь, они к тебе вообще-то не очень, да?, а тут прям… говорит лучшая книга о нашей тут жизни, а для них похвалить – ты знаешь это…»). Тут я вспомнил, что надо бы Гробманов пригласить, хоть они о вечере знают, конечно, и придут, но надо пригласить. Позвонил. Ира сказала, что «посмотрела» книгу и нашла, что я много поработал, что стала гораздо лучше, и вообще хорошая получилась книга. Ну, спасибо, хорошо если так.