Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов - стр. 75
С невеселым видом Коленька вытянул из сумки пачку фотографий. Две из них случайно упали под стол. Я подняла и вгляделась в них: там я и Майка, обе в полуобнажающих нарядах и здорово загорелые, обворожительно хихикали на фоне ГУМа и Гостиного двора. Очень даже неплохо получились. Заверила Колю, что мне тоже все очень жаль, и попросила передать часть фотографий Майе.
– Конечно же, для нее я сделал дубликаты. Ни о чем не беспокойся, я все передам. Пойдем, провожу тебя в самый последний раз.
Полулежа на входных дверях, давешние весельчаки со свадьбы пытались курить.
– Ой-ой-ой, опять идет! Ты только погляди на этого ангелочка! – завидев меня, снова возопили поддатые гости.
– Ангельские, небесно-голубые глазки, а прям как два синих лазера. Кожа аж светится, будто бы под ней лампочки вкручены. Волосы вообще ярче солнца. Такие нежные чувственные губки и уже чуть-чуть тронуты…
– Наступающим осенним тлением, а сама-то вся – как минималистская шведская спичка. Большое спасибо, мальчики, за поэтические сравнения и еще раз от души поздравляю со свадьбой, – очень вежливо попрощалась я с ними, проходя в кованые двери, весьма галантно для меня придерживаемые несколькими парами мужских рук.
Николай погрустнел еще больше, его меланхолия передалась и мне. На выходе из метро он купил мне, как русалочке, прелестный букет из задумчивых белых лилий в листьях свежего папоротника. Продавец чем-то попрыскал цветы, и на них засверкали миллионы росинок-слезинок, что тоже добавило к общему настроению дополнительную нотку сожаления о чем-то хорошем, но уходящем и несбыточном.
Я уткнула лицо в нежные лепестки цвета мрамора при лунном освещении, пытаясь выразить в словах трудноуловимый, несколько холодноватый, действительно какой-то лунный аромат этих печальных цветов. Мы почти дошли до моего родного подъезда; на душе и вокруг было светло, закатно-розово, тихо и чуть-чуть грустно.
– Вот и стоим у дома твоего в самый последний раз.
патетически искренне и с большим чувством продекламировал действительно очень расстроенный стихотворец. Честно говоря, я даже не ожидала.
– Можно мне поцеловать тебя на прощание?
С видом прелестной Дунюшки из пушкинского «Станционного смотрителя» потупила я голубые очи и молча кивнула, слегка растерянно прикрывая лилиями нижнюю часть лица. Николай, взяв за плечи, чуть развернул меня к себе. «Много могу я насчитать поцелуев с тех пор, как этим занимаюсь, но ни один не оставил во мне столь долгого, приятного воспоминания, как тот Дунюшкин поцелуй». В моей голове пронеслись слова Александра Сергеевича Пушкина – отца русской поэзии: «Наконец и с ней я простился, и она проводила меня до телеги».
– Вероника, немедленно марш домой!
В тот же миг с балкона раздался к старости ставший басовитым голос моей бдительной старушки. Я облегченно ойкнула, быстренько чмокнула Колю в пропахшую лунными лилиями щеку и опрометью бросилась в черные объятия старого подъезда.
Примчавшись домой и взволнованно расцеловав возмущенную до самых глубинных фибр души происками мужчин-нахалов, которые только и рыщут, что где плохо лежит, мою совершенно бескомпромиссную в любых вопросах бабушку, я сразу же бросилась к телефону звонить Майке. Что это она там заливала Коле насчет дачи, может, эта кокетничающая красотка-шалунья уже вернулась? Боже мой, да какая дача, если есть такая отличная возможность устроить свою личную жизнь!