Ноотропы - стр. 2
Картошки начистить что ли… Наберёт Петрович картошки. Под краном холодной водой в миске сполоснёт. Табурет переставит поближе к свету. Сядет над ведром. Чистит. Очистки внутрь пустого ведра сыпет. Думает.
Вот взять хотя бы, к примеру, частицу. Ну, вот, атом, к примеру. Нам-то он кажется вполне себе материальным. Вот как картошка прям. Нутро плотное. Снаружи кожица – ещё плотнее. На ней глазки-электроны рассыпаны. Модель грубая, конечно. Масштаб не выдержан. А как взглянешь на него поближе. Вот уж ни глазков, ни кожицы… А так – электронные облака одни вокруг ядра сгущаются. А промеж что? Ничего. Пустота.
Гулко падает очисток в ведро. Брякается об эмалированное дно побитое сколами, подёрнутое оранжевой ржой. Скрипит нож в хрустящей крахмальной мякоти. Идём дальше. Ядро. Прям в серёдке. Попробуешь нащупать его. Проведёшь эксперимент по рассеянию заряженных частиц. И вот же оно. Вполне себе осязаемое. Натуральный шарик. Хоть щас бери в руку, как эту вот картошку, да пуляй магнитным полем, куда хочешь. И вот уже тебе и Большой адронный коллайдер. БАК… И открытия. И новые семейства частиц. И стандартная модель.
Летит белый очищенный кругляш в алюминиевую кастрюлю с водой. Не бак, конечно. Но тоже большая. Шлёпается о холодную поверхность. Тонет. Капли брызгами вверх, а по воде только круги идут. И вроде бы и дальше понятно всё. Режь да режь. Нейтроны. Протоны. Кварки… Ан-нет. Ужо не режутся. Конфайнмент. И вроде всё те же шарики. Да не те же. Кирпичики мироздания. Да не кирпичики. Кубики – не кубики. Кусочки – не кусочки. Так. Капельки. Пена. Возмущения квантового поля. Эхо Большого взрыва. И кварки. И атомы. И звёзды. И мы. Всё. Всё кругом! Круги на воде. Кипящий вакуум.
Ставит Петрович кастрюлю с картошкой на плиту. Задумывается. Переборщил чё-то. Часть воды в ведро с очистками с шумом отливает. Вот тебе и вакуум. Это же только на словах просто. Пустота – она и есть пустота. А на деле, что твоя жидкость. Кто её знает, на каком она энергетическом уровне. Вроде стоит себе спокойно. Всё видно. Всё прозрачно. А до дна-то ещё много. Глубоко оно. А как начнёшь подводить энергию, то так закипит, что и через край польётся… Вот тебе и стабильность. Метастабильность. А что же плита-то не зажжена? Спохватывается Петрович. В карманах шарит. Достаёт коробок со спичками. Вот уж бы и поджечь, да медлит что-то. Вечно эта манера людская на ходу передумывать. Смотрит на сковороду. А картошку бы и пожарить можно. Только с чем? Печально с пустом-то… Грибов набрать? И то дело.
Поднимает Петрович куртку. Ножик перочинный в кармане проверяет. На месте. Шапку на голову натягивает. Бородку почёсывает. Пакет что ли сунуть в карман? А то, глядишь, там и грибов-то нет. Или корзину взять? Большая уж больно. Да нет. С корзиной-то оно сподручней. Берёт корзину. Из дому выходит. Дверь захлопывает, не закрывши замок. А зачем? Кто залезет? Один тут.
Когда-то давно были у него жена и дочка. Так давно, что он и сам уже не помнит, были ли они точно. Может, сам их выдумал, да потом забыл, что выдумал? Сконструлил себе реальность и живёт в ней. Нет. Вроде были.
Грустит Петрович. Ходит по лесу. Грибы собирает. По болотистому бережку мимо осин пройдёт. По-за кустами траву обшарит. Вслед за соснами на холм подымется. Оглянется на полянке по сторонам. Каждый гриб он выучил. Каждый знает. Каждому имя дал. Малыши-маслята. Толстяки-белые. Потянется за яркой шляпкой да пнёт от обиды… Вот жеж Кузькина мать! Мухомор. Да только не на кого обижаться. Вокруг только сосны своими стволами ввысь тянутся. Островерхими макушками в небо тычут. К звёздам хотят. Не до грибов им.