Ночные видения - стр. 17
Может быть, егерь?
И стукнул всего раз?
– Болван, – сказал я себе, быстро прошел по половику и распахнул дверь, чтобы показать себе, какой я болван.
Передо мной стояла Мэрион.
Знаю-знаю. Но вы должны мне поверить.
Мэрион Грейвз, упавшая со скалы в бурлящий поток год и два месяца назад, растерзанная тысячами литров талой воды, как предполагалось, покоится в донном иле где-то ниже по течению и может показаться на поверхности лишь в следующий сезон. Она стояла передо мной в лыжном костюме, который до сих пор хранится у меня в гараже в городе, и с белой маской на лице, несомненно, взятой из мусорного бака у начала тропы.
Мне кажется, прежде всего, я узнал ее глаза. Как она умоляла ими! Ей было так важно, чтобы я узнал ее по прошествии всех этих месяцев.
Если вы меня спросите, зачем я впустил ее, то первое, что я бы вам ответил: потому что ей там было холодно. Снег кружил, почти весь мой внедорожник уже занесло. Потом, подумав, я бы на ваш вопрос ответил, что ее снегоступы – лунные сапожки, как она называла их, впервые купив такие, – влажно поблескивали. Это означало, что к нам она шла через снег. Сам я такого никогда не делал, так что такая деталь не могла бы прийти мне в голову, если бы все это мне казалось. Но третий мой ответ, который только и следует принимать во внимание: Мэрион моя жена. И она вернулась.
– Мэрион, – сказал я так, как будто удерживался от произнесения этого имени слишком долго.
Когда она открыла рот под маской, все ее лицо сдвинулось, и вместо моего имени послышался лишь скрип. Не было бы маски, я бы мог увидеть тучи мошек, вылетающих у нее изо рта, или рвоту, состоящую из черного ила, или холодной воды, что хоть имело бы какой-то смысл.
Но – маска.
Ведь, в конце концов, был Хэллоуин, не так ли?
Она бросилась мне на шею, я обнял ее и осторожно ощупал, ища не столько знакомое, сколько желая понять, материальна ли она, реальна ли.
Она была реальна и материальна. Вплоть до знакомого запаха.
Она скрипела рваные слова мне в грудь, и я решил, что она говорит, что скучала по мне.
– Я тоже по тебе скучал, – сказал я, ведя ее в гостиную.
Я так и сяк пытался объяснить себе, зачем она в маске: был Хэллоуин, когда всякое случается, и возможен переход из одного мира в другой. Но так высоко в горах никто не увидит, так что какой же может быть вред от того, что она здесь? Дети спят, то есть мне могло все это показаться. Присниться, будто это наяву.
В порыве того, что, наверное, можно было бы назвать радостью, Мэрион отпустила мою шею и склонилась над детьми. Капля растаявшего инея упала с ее маски на щеку Зои, и та пошевелилась.
То есть все это происходило на самом деле.
– Где ты была? – спросил я. – Мы думали… мы все думали…
Я не договорил, не смог, да все равно она бы и не смогла ответить.
Как объяснить смерть тому, кто там не был, верно? И слов-то таких нет, и, если бы такое описание было у меня в голове, оно бы стало злокачественным, распространило бы свои темные завитки во все остальное, что я называю своей жизнью, и потянуло бы меня вниз или через границу этого мира. Куда-нибудь еще.
Так что я благодарен Мэрион, что избавила меня от этого.
Или, возможно, она просто не слушала меня.
В конце концов, она не видела наших малышей более года.
– Они уже ходят, – сказал я, и, когда она повернулась ко мне, чтобы показать, что поняла это, я увидел невозможное вздутие под лыжной курткой.