Ночной океан - стр. 21
Напряжение достигло апогея в конце сентября. Как-то днем Джонс случайно забежал в музей и, бродя по темным коридорам, все ужасы которых были теперь до мелочей знакомы ему, вдруг услышал странный звук, донесшийся со стороны мастерской. Прочим посетителям он тоже был слышен – иные даже вздрогнули невольно, когда гулкое эхо разнеслось под мрачными сводами. Троица смотрителей обменялась многозначительными взглядами, а один из них – молчаливый черноволосый тип, в чьих чертах явно угадывалась туземная кровь, – хитро улыбнулся, будто зная нечто, что ни его коллегам, ни Джонсу не было доступно; быть может, так оно и было – Джонс припомнил, что мужчина совмещал должность смотрителя зала с ролью постоянного помощника Роджерса в деле реставрации и оформления фигур.
Со стороны мастерской отчетливо прозвучал пронзительный собачий визг. Животное, издававшее подобные звуки, не иначе как умирало в муках. Даже спокойная обстановка не располагала бы к роли равнодушного слушателя при этаком скулеже, а в мрачных музейных залах он приобретал весьма зловещее звучание. А ведь вход в музей с собаками официально воспрещался!
Джонс тут же направился к двери, ведущей в мастерскую, но неожиданно навстречу ему двинулся смотритель – тот самый, неведомых экзотических кровей.
– Орабона, – представился он мягким голосом с чуть заметным иностранным акцентом, протягивая для приветствия руку. Джонс нехотя пожал ее. – Очень приятно. Сэр Роджерс ненадолго отлучился. Просил не пускать никого в мастерскую во время его отсутствия. Вас, наверное, смутил этот собачий вой? Право, это откуда-то с улицы. По округе бегает целая свора бездомных псов. Сэр Роджерс вернется минут за пятнадцать до закрытия. Передать ему, что вы приходили с визитом?
Джонс, помотав головой, спешно покинул музей. Поднявшись по старым, вытесанным из камня ступеням на улицу, он с любопытством осмотрел убогий район. Покосившиеся, ветхие здания – некогда жилые, но теперь в основном занятые лавками и складами – дышали неподдельной древностью. Те из них, что имели островерхие крыши и шпили, стояли здесь, пожалуй, еще с Тюдоровой эпохи. В закоулках и подворотнях клубился густой, неприятно пахнущий смог.
Рядом с относительно неплохо сохранившимся зданием, в подвале которого размещался музей, находился узкий проход, в который и вошел Джонс, осторожно ступая по вымощенной булыжником мостовой, в надежде попасть на видневшийся из окон мастерской задний двор и выяснить все же, откуда мог исходить этот жуткий визг. Как раз сгущались сумерки. Темный двор обступали высокие глухие стены, казавшиеся еще более мрачными, чем осыпающиеся фасады старых, гнетущих построек. Навстречу Джонсу не выбежало с лаем ни единой шавки, здесь не было ни клочьев шерсти, ни следов крови – но трудно было поверить, чтобы после такой отчаянной собачьей драки, если та в действительности имела место, не осталось ничего подобного.
На озадаченного Джонса насмешливо взирали лишь три маленьких окна мастерской – узкие горизонтальные проемы во двор почти на уровне тротуара, запыленные, смахивающие на остекленевшие глаза издохшей рыбины. Слева от окон стертые каменные ступени вели к темной двери, запертой на тяжелый засов. Непонятный порыв заставил Джонса пригнуться к сырой потрескавшейся мостовой и заглянуть внутрь в расчете на то, что плотные зеленые шторы могут кое-где оказаться не задернутыми. Протерев в напластованиях пыли платком несколько «глазков», Джонс понял, что обзору никакая преграда не мешает – хотя в подвале было настолько темно, что поначалу он вообще ничего не смог разглядеть. Однако, переходя от одного окна к другому, вскоре Джонс начал различать призрачные очертания знакомых предметов. Прежде всего стало ясно, что внутри никого нет; но когда он дошел до последнего окна, ближайшего ко входу, в дальнем углу комнаты показался слабый отсвет, что повергло Джонса в изумление, ибо никакого света там