Ночной океан - стр. 12
Но вера эта быстро пошатнулась. Во мне вновь ожило мое первоначальное опасение о сверхъестественной глубине и дьявольской тайне в связи с обстоятельством, от которого я испытывал еще больший ужас и которое приобрело еще бóльшую значимость, несмотря на мой, казалось бы, мудрый план. Мотки падающей веревки продолжали свертываться кругом меня. Стремительность ее падения нарастала лавинообразно, и вскоре она огромной кучей лежала на полу, наполовину завалив мое тело увеличивающимися петлями. Вскоре веревочный вес, возлежавший на мне, возрос настолько, что мне едва удавалось сделать вдох.
Мои надежды вновь рухнули, и я тщетно пытался избавиться от ощущения безысходности, неотвратимости надвигающейся беды. Дело не в том, что меня терзали мысли, как все это выдержать, и не только в том, что жизнь, казалось, медленно покидала мое тело. Главное заключалось в том, что я понимал – и слишком хорошо, – что означает такая неестественная длина веревки, и сознавал, какое расстояние отделяет меня от поверхности земли.
В таком случае мой бесконечный спуск и раскачка имели место в действительности, и я находился на глубине, сравнимой с глубиной давно разрабатываемого угольного прииска. Такое подтверждение моих первоначальных опасений было невыносимо. Это было слишком. По счастью, бог проявил ко мне милость: я второй раз впал в забытье.
И снова забытье сие не было лишено видений – столь отвратительных, что они почти не поддаются описанию. Боже мой!.. Если бы только я не читал так много трудов по египтологии перед приездом в эту страну, полную тайн и кошмаров! По какой-то гнусной причине мои наваждения обратились к местным древним мифам и мертвым династиям, места упокоения которых напоминают скорее жилища, чем гробницы. В видениях явилось мне продуманное внутреннее убранство пирамид; в них же отразились чрезвычайно странные, леденящие кровь гипотезы о предназначении этих конструкций.
Все, чем эти люди жили, – смерть и загробная жизнь. Они действительно веровали в телесное воскрешение, что заставляло их с безрассудной тщательностью мумифицировать трупы и сберегать жизненные органы в сосудах-канопах. Они верили в душу, которая, взвешенная и благословленная богом Осирисом, могла быть допущена на святую землю; и в ка, распределенную по небесам и тверди, блуждающую средь гробниц и взыскующую некую дань с мумифицированных останков. Ка требовала жреческих подношений, собирала их из погребальных часовен; ка – ходили и такие слухи – выкрадывала тела или их деревянные копии, традиционно размещаемые рядом, и об ужасных намерениях этой силы оставалось лишь гадать.
Тысячи лет покоились тела, уложенные в саркофаги, глядя остекленевшими глазами, ожидая прибытия ка, ожидая того Судного дня, когда Осирис возвратит на прежнее место ка и душу и поведет легионы окоченевших мертвецов из домов вечного сна, находящихся глубоко под землей. Это должно было быть чудо второго рождения, но не все души к этому допускались. Иные гробницы считались оскверненными, в чем следовало усматривать либо непреднамеренные ошибки, либо злодейски обдуманные нарушения правил погребального обряда. Даже сегодня арабы тихонько говорили о страшных последствиях поругания могил – о тех бедах, что навлечет крылатая ка,