Ночной Огонь - стр. 45
С тех пор, как Джаро в последний раз видел Мэйхака, прошла неделя. На этот раз, получив неохотное разрешение профессоров Фатов, Мэйхак решил показать Джаро космический терминал. Пройдя через просторный вестибюль космопорта, они проникли в длинный ангар и прошлись вдоль вереницы космических яхт всевозможных размеров и разновидностей. Они не торопились, внимательно рассматривая по очереди каждый сверкающий частный звездолет, оценивая их оснастку и удобства, мощность двигателей и особое дерзкое великолепие, свойственное только космическим кораблям и никаким другим произведениям рук человеческих.
В ремонтной мастерской космопорта Мэйхак познакомил Джаро со своим бригадиром, Трио Хартунгом, а также с обладателем зверской уродливой физиономии по имени Гэйнг Нейтцбек – тот ограничился молчаливым кивком.
Покинув мастерскую, Мэйхак привел Джаро в кафе под открытым небом, на краю площади перед зданием космопорта. Заказав чаю и пирожных с кремом, Мэйхак спросил Джаро, что он думает о Хартунге и Нейтцбеке. Джаро поразмышлял, после чего ответил: «Господин Хартунг производит впечатление человека надежного и достаточно дружелюбного. Мне он, пожалуй, понравился».
«Не могу ничего возразить. А как насчет Гэйнга Нейтцбека?»
Джаро нахмурился: «Не знаю. Он выглядит очень мрачно».
Мэйхак расхохотался: «Не все то золото, что блестит. То есть наоборот. В любом случае, не суди о нем по внешности. Хотя, конечно, в застенчивости его не обвинишь».
«Значит, вы его давно знаете?»
«О да. Позволь поинтересоваться: когда Фаты привезли тебя в Танет, ты что-нибудь помнил из своего прошлого?»
«Ничего особенного».
«И ты не знаешь, где тебя нашли?»
«Нет. Они не скажут, пока я не закончу Институт».
«Хм. Расскажи все, что помнишь».
Джаро рассказал о картинах, еще возникавших в его памяти, и о сопутствовавших им ощущениях.
Мэйхак слушал чрезвычайно внимательно, впившись глазами в лицо Джаро так, словно выражение лица могло объяснить больше слов: «И это все, ты больше ничего не помнишь?»
Джаро смотрел куда-то вдаль: «Раз или два – не могу сказать точно – мне снилась моя мать. Не помню, как она выглядела – помню только ее присутствие и голос. Она говорила: „Бедный маленький Джаро! Как я не хотела возлагать это бремя на твои плечи! Но ничего не поделаешь“. Что-то в этом роде. У нее был очень печальный голос – когда я проснулся, я чуть не заплакал».
«О каком „бремени“ она говорила?»
«Не знаю. Иногда, когда я о ней думаю, мне кажется, что я должен сделать что-то важное, но когда я пытаюсь вспомнить, нить ускользает».
«Гм. Любопытно. А еще что-нибудь ты помнишь?»
Джаро поморщился: «Есть еще одна вещь. Думаю, она связана с садом под двумя лунами». Джаро рассказал Мэйхаку о скорбном голосе, причинявшем ему столько беспокойств. Он рассказал также об обследовании и лечении в комплексе «Бантун», о горестных хриплых восклицаниях, зарегистрированных звукозаписывающим устройством: «Врачи не могут это объяснить ничем, кроме телепатии. Но они мне помогли – теперь, наконец, меня не тревожит никакой голос».
По мере того, как Джаро говорил, внешний вид Мэйхака заметно менялся. Он напряженно наклонился вперед и застыл, словно в рассказе Джаро для него было что-то одновременно непреодолимо притягательное и вызывающее ужас. Джаро предположил даже, что Мэйхаку, может быть, пришлось пережить такое же вторжение в его сознание.