Ночной Огонь - стр. 20
Наконец Скирлет стала относиться к существованию Джаро по-философски. В конце концов, ей исключительно повезло – она родилась наследницей Хутценрайтеров, постоянных членов клуба «Устричных кексов»! Была ли в этом какая-то несправедливость? Не обязательно. Обстоятельства нашего рождения таковы, каковы они есть – зачем вносить какие-то изменения?
Однажды после полудня – как раз, когда кончилось первое полугодие – Скирлет, окруженная одноклассницами, слышала, как имя Джаро упомянул некий Ханафер Глакеншоу. Ханафер, большой и шумливый парень с густой копной кудрявых русых волос и выразительными, хотя и грубоватыми чертами лица, считал себя решительной и ловкой личностью, изобретателем и организатором предприятий. Он любил стоять, вскинув голову, чтобы всем было видно, какой у него гордый горбатый нос. Ханафер был убежден, что природа наградила его от рождения выдающейся весомостью – причем, возможно, так оно и было: он неустанно проталкивался вверх, не брезгуя ни лестью, ни нахальством, и уже успел преодолеть уровни «Сладких помидоров» и «Лодырей», проникнув в завидное сообщество «Пригретых змей». Теперь для него наступила пора снова подтвердить социальную плавучесть и внести новые записи в журналы связей.
Ханафер был капитаном роверболистов Ланголенской гимназии, и его команде не хватало сильных и ловких нападающих, способных устроить противнику хорошую взбучку. Похожая на мальчишку стройная школьница по имени Татнинка указала на Джаро, стоявшего поодаль на школьном дворе: «А почему не выбрать его? Он, вроде бы, достаточно силен и здоров».
Бросив взгляд в сторону Джаро, Ханафер хрюкнул: «О чем ты говоришь? Это Джаро Фат, профан. Кроме того, его мать – профессорша в Институте, пацифистка, каких мало. Она не разрешает ему заниматься борьбой, боксом или каким-нибудь другим спортом, причиняющим боль. Так что он не только профан, но и абсолютный, неисправимый туфтяк».
Скирлет, сидевшая рядом, слышала эти замечания. Она взглянула в сторону Джаро – их глаза случайно встретились. На какое-то мгновение между ними возникло нечто вроде связи или взаимопонимания, но Джаро тут же отвернулся. Последнее обстоятельство почему-то возмутило Скирлет сверх всякой меры. Разве он не сознавал, что она – Скирлет Хутценрайтер, независимое вольное существо, не допускавшее ни критики, ни постороннего суждения, и поступавшее исключительно по своему усмотрению?
Последние новости доставила к сведению Джаро, однако, не Скирлет, а Татнинка: «Ты слышал, как тебя обозвал Ханафер?»
«Нет».
«Он сказал, что ты – туфтяк!»
«Даже так? Что это значит? Надо полагать, ничего хорошего».
Татнинка хихикнула: «Я забыла – ты и вправду блуждаешь мыслями выше облака ходячего! Ладно, я объясню!» Татнинка процитировала определение, сформулированное самим Ханафером примерно неделю тому назад: «Туфтяк – самый трусливый из профанов; он каждое утро просыпается в мокрой постели и не решается сказать „Цыц!“ даже котенку».
Джаро вздохнул: «Что ж, теперь мне известно, что это такое».
«Хм. Ты даже не разозлился!» – с отвращением обронила Татнинка.
Джаро задумался: «Если Ханафер провалится ко всем чертям, меня это нисколько не огорчит и даже не обрадует. Если ты рассчитывала передать ему мой ответ, теперь у тебя есть такая возможность».