Ночной дозор - стр. 29

– Ловкий ты.

– Если деньги бросают, их надо ловить на лету!

Он доставал пачки, пролистывал купюры.

– Проверяешь, не сунул ли я тебе резаную газету?

Себе дороже оказалось бы.

– А ведь мог бы.

– Не мог. Если на карту жизнь поставлена, все честными становятся.

Единственным, кто абсолютно не нервничал, был подрывник. Профессия научила его сдержанности и благоразумию. Он знал, деньги будут разделены на три равные части, работали-то втроем. А если обладатель золотого зуба не захочет делиться по справедливости, тут уж ничего не попишешь, просить у сильнейшего бесполезно.

– Любишь живые деньги получать? – осклабился Боцман.

– Кто же не любит? Но еще больше люблю получать удовольствие от денег. Они сами – что? Пустые бумажки, пусть и приятные на ощупь, – бандит с золотым зубом поискал взглядом газету или оберточную бумагу, во что можно было завернуть деньги. – Понадежнее чего-нибудь нет?

– Можешь салфетку со столика снять, все равно она сигаретой прожжена.

Салфетку бандит завязал на два узла, после чего заподозрить, что он несет в грязной, прожженной салфетке деньги, было уже невозможно.

– Ну, все. Если что, звони, знаешь, где найти Ладони Боцмана и старшего из бандитов встретились. С двумя другими Боцман не прощался, будто бы считал их людьми второго сорта, не достойными даже его прикосновения.

– Найду. Работа скоро появится. Только ты не залегай на дно.

– С вашими расценками надолго не заляжешь.

– А ты не на расценках, а на обороте поднимайся, Дел-то теперь невпроворот, самый выгодный бизнес сейчас – это гробами дорогими торговать. Каждый день кого-нибудь из состоятельных отстреливают.

– Не думаю, что парню, который за рулем «Волги» сегодня сидел, дорогой гроб кyпят, – усмехнулся бандит и пристально посмотрел в глаза Боцману.

Обычно с наемными киллерами расставались подобру-поздорову, заплатив деньги, и старались как можно скорее забыть об их существовании Но каждый, решившийся взять деньги за убийство, понимает, заказчик плохо спит, если знает, что где-то на свободе разгуливает человек, совершивший убийство согласно его воле, его желанию.

Даже если убийца осторожен и не словоохотлив, где гарантия, что его не прихватит милиция на каком-нибудь другом деле и он не заговорит? Человек, убивающий сам, всегда готов к тому, что и его попытаются убить, чтобы слова, сказанные на прощание: «Я навечно забыл то, о чем мы говорили», стали правдой, суровой и жестокой.

Боцман глаз не отвел, смотрел напряженно, но твердо.

– Испытываешь? – сквозь зубы проговорил он.

– Испытываю.

– И что?

– Не знаю, – пожал плечами бандит, – не нравишься ты мне.

– А ты мне, думаешь, нравишься?

Боцман закрыл за подрывником дверь и тут же глянул в зеркало, висевшее на стене, пыльное, давно не мытое.

Увидел свое спокойное лицо, и волнение, поднявшееся было в душе, немного улеглось.

– Никто не узнает, – прошептал он. – Никто, – и губы его растянулись в улыбке.

Трое бандитов сели в машину, и она тронулась с места.

А Боцман тем временем толстым загрубевшим пальцем тыкал в кнопки на панели сотового телефона.

– Слушай сюда, – бросил он в трубку, удостоверившись, что говорит с тем, с кем надо, – клиенты уже поехали.

– Не боись, не упустим.

Для ликвидации группы киллеров Боцман не пожалел сил, выделил шестерых лучших своих людей, которые и знать не знали, кого им сегодня предстоит убить.