Ночная Земля - стр. 64
Должно быть, я пролежал у двери по крайней мере пару часов. Придя в себя, обнаруживаю, что погасли все свечи, комната погрузилась в глубокую тьму. Я не могу подняться на ноги.
Так холодно мне, судороги не дают подняться, но мозг мой ясен: мерзкое наваждение исчезло.
Осторожно встаю на колени, тянусь к среднему засову и задвигаю его; потом – тот, что снизу. Тут я сумел подняться на ноги и задвинуть уже самый верхний засов… а потом сразу упал на колени – и пополз, огибая мебель, к лестнице… так, чтобы меня не было видно из окна.
Оказавшись у выхода, я оглядываюсь и бросаю нервный взгляд через плечо – на окно. Там в ночи я словно бы замечаю… Нет, показалось. И вот я уже в двери… а потом и на лестнице.
Добравшись до спальни, я забираюсь в постель и прямо в одежде заползаю подо все одеяла. И понемногу, по капле, начинает возвращаться уверенность. О том, чтобы уснуть, нет и речи, но я рад теплу. Мысли мои возвращаются к недавним событиям; однако, пусть я и не в силах уснуть, никакой последовательности событий восстановить не могу. Мозг мой загадочно пуст.
К утру я начинаю ворочаться. Сон так и не идет ко мне, и, оставив постель, я начинаю расхаживать по комнате. Зимний рассвет вползает сквозь окна… освещает скудно обставленное неуютное помещение. Как странно… за все эти годы я так и не заметил, насколько зловещим кажется этот дом… Идет время.
Снизу из-под лестницы доносятся звуки. Подойдя к двери спальни, я вслушиваюсь. Это Мэри возится в огромной старой кухне, готовит завтрак. Мне безразлично. Я не голоден. Однако мысли мои обращаются к сестре. Как мало ее беспокоят странные события, что происходят в этом доме. За исключением случая с жителями Ямы, она так ничего и не заметила. Она стара, как и я сам. Но мы с ней почти не общаемся. Наверное, потому, что различны во всем; или же просто потому, что в старости нужна не компания, а покой. Я думаю и так и этак, прогоняя от себя мрачную память о событиях прошедшей ночи.
Спустя некоторое время я подхожу к окну, открываю его и выглядываю. Солнце поднялось над горизонтом, а прохладный воздух ароматен и свеж. Постепенно разум мой проясняется, ощущение безопасности ненадолго возвращается ко мне. Повеселев, я спускаюсь вниз и выхожу в сад – поглядеть на собаку.
Возле конуры меня встречает тот же мерзкий запах тления, что и вчерашней ночью у двери. Стряхнув налетевший страх, я окликаю пса. Он не отвечает, и, вновь позвав, я швыряю в конуру камешек. Пес шевелится, я вновь окликаю его, но издали. Тут выходит сестра и присоединяется ко мне, помогая выманить собаку из конуры.
Наконец бедный зверь поднимается и, странно переступая, боком выбирается наружу. Он стоит в свете дня, качаясь на нетвердых ногах и странно моргая. Я вижу, что гадкая рана стала больше, много больше и теперь покрылась каким-то бледным заплесневелым налетом. Сестра хочет погладить его. Я останавливаю, советую не прикасаться к нему несколько дней; нельзя говорить ей правду… следует соблюдать осторожность.
Через минуту она уходит, потом возвращается с миской, полной всяких объедков. Поставив ее на землю возле собаки, я начинаю подпихивать веткой куски к носу пса. Мясо выглядит достаточно соблазнительным, но пес не замечает его и прячется назад в конуру. Его миска еще полна воды, и, недолго переговорив, мы с сестрой возвращаемся к дому. Вижу недоумение на лице ее… сестра старается понять, что случилось с животным, но лишь безумец мог бы открыть ей правду, даже намекнуть на нее.