Ночная смена. Крепость живых - стр. 23
Перед тем, как открывать, смотрю – есть свет на лестнице? Есть – значит, фонари не понадобятся. Открыл, вот и квартира на втором этаже. Уф, можно в себя прийти.
Черт, хорошо как дома-то. И тут острая тоска накрывает совершенно внезапно: вот я ляпнул сегодня про «Титаник» – так и квартира наша как «Титаник» – уютная, привычная, комфортная, каждая вещь лично знакома и симпатична. С каждым пустячком связаны воспоминания. И все это придется бросить и, скорее всего, вернуться сюда будет уже не суждено. Скоро здесь от зомбаков будет не протолкнуться. И уйду я отсюда, скорее всего, навсегда. Особых надежд на то, что правительство справится с ситуацией, у меня нет. Пока раскачаются – пройдет два – три дня. А это критично. За день двести покойников. Двести очагов инфекции. Один очаг у нас в поликлинике дал не меньше двадцати зомби. Кто-то из обратившихся добрался до детсада. Только тех, кого видел я сам, там было еще не меньше двух десятков.
Уже сорок зомби. Потом должны были прибыть родители детсадовских. Детеныши, пожалуй, вряд ли могли бы нанести серьезные раны родителям. Значит, укушенные разбегутся, точнее – разъедутся. Часть в поликлиники и больницы. Часть по домам.
Итого – один укушенный выдал сходу не менее полусотни зомби. Даже если остальные не так результативны, пусть впятеро меньше – и то за день из двухсот очагов стало 2000. А к утру их будет еще больше.
Раз ничего не предприняли сразу, то уже и не успеют – а как предпримешь? Стрелять без суда по живым людям? Ну да, не живым – но они же ходят – значит, и не мертвые. Да, к слову, и по мертвым тоже нельзя стрелять – сейчас ушлых адвокатов полно. Да мемориальцы и прочие правозащитники с говном съедят, а чиновники этого не хотят. Будут прикрывать себе задницы, пока в эти задницы не вцепятся зомбаки… Раз не предприняли ничего сразу – значит, все будет куда как хуже. Ушло время.
А приму-ка я душ! Когда еще получится… И чайник поставлю. И позвоню братцу.
– Дарова! Рад, что ты живой! Пока не забыл – у меня на мобиле 17 рублей осталось – если сможешь, накинь на счет, скоко не жалко.
– Свинина ты, братец! А чего сам не смог?
– Дык и денег у меня с собой не оказалось, да и уйти я сейчас не могу. Мы тут облажались немного. Гутковский таки отчудил. Открыл дверь и приказал кадаврам лечь на пол и не валять дурака.
А дальше прозектор прыгнул – и так, скажу, душевно прыгнул, что Гутковскому полморды снес. Этот козел даже пистолет не вынул. Ну, а следом и остальные поперли.
И тоже шустренько так. Короче говоря, я сейчас сам в морге – вместе с Мишкой Тихоновым. Мы тут заперлись. А кадавры – по Петергофу гуляют. Такие пироги.
– Это ж как у вас так вышло?
– Да просто: мужики стали по прозектору лупить из всех стволов, аж клочья полетели. Я им говорил, что в голову лупить надо, но знаешь – тут было от чего растеряться. Не попали ему в голову.
Он, естественно, на них кинулся – прозектор у меня и при жизни подраться не дурак был. Они от него, он за ними. Бомжики тоже вылезли и тоже очень шустренько, знаешь ли, – эти за Гутковским увязались: он на четвереньках ухитрился еще метров сто пробежать, пока они его не догнали. Ну, а мы с Мишкой от страха бежать не догадались – и оказались с другого края этого веселья. Как я заскочил в морг – сам не знаю, ну а он за мной. Правда, со всем этим весельем у него всего два патрона осталось. В общем, почти комфортно. Но что делать – неясно. Я тут звонил, кому мог – деньги и кончились. Обещали помочь, но ближе к утру разве что смогут. По городу-то чертовщина творится.