Ночевала тучка золотая - стр. 30
Километрах в трех от станицы встали. Прямо у начала зеленых гор за деревьями были видны строения: один дом белый двухэтажный, два других – по одному этажу, но длинные, похожие на бараки.
На столбике у входа за зеленую колючую ограду висела надпись: «СИЛЬКОЗТЕКНЮКОМ».
Слово это было зачеркнуто мелом крест-накрест, а внизу торопливой рукой дописано: «Для переселенцев из Мос. обл. 500 ч. Беспризорные».
Петр Анисимович озабоченно оглядел подтягивающуюся колонну. Прижимая к себе портфель, прочитал надпись на столбике, покачал головой и повернулся к ребятам.
– Ну вот, мы на месте, – сказал и вытер пот со лба. – Значит, здесь мы будем жить. Дисциплина, значит, и все прочее, сами понимаете… Не шебутить. Далеко не бегать, искать вас некому… Пропадете.
В это время где-то за горами бухнуло и раскатилось протяжным громом. Ребята подняли головы, но никаких туч не было и в помине.
Петр Анисимович тоже посмотрел вверх, хотел произнести свое: «Это ведь непонятно что происходит», – но сказал другое:
– Мины рвут… Которые после фашистов. Ладно, – и опять ладонью вытер пот. – Значит, теперь вам укажут, где спальня, а где столовая, туалет… Можете быть свободны.
Судя по всему, это была как бы вступительная речь в честь их приезда.
Замороченный человек, руководивший до сего времени каким-то складом, иначе он не умел говорить. Да и сказать ему было нечего, в такой роли он сам оказался впервые. Велели отвезти детей, он их и отвез.
Прежде возил картошку в ОРСе, мыло возил, растительное масло в бидонах. И это было главное, что он умел делать. Он слыл приличным в районе хозяйственником.
В портфеле у него, как прежде накладные, лежали какие-то документы на детей. В них надо было еще разбираться. Если, конечно, достанет времени.
Произнеся «можете быть свободны», Петр Анисимович махнул рукой в сторону домов, полагая, что прибывшие так и бросятся скорей занимать свои железные койки. Но он ошибся. Колонна как стояла, так и продолжала стоять. Все смотрели на дом и чего-то ждали.
Директор уже успел заметить, что в разных обстоятельствах эта непонятная, неуправляемая масса вела себя непредвиденно по-разному, но в то же время, не сговариваясь, все пятьсот человек делали одно и то же.
И теперь толпа напоминала большого колючего ежа. Ни шутки, ни смешка, ни даже какого-нибудь звука не раздалось.
Неосознанная тревога, возникшая во время долгого пешего пути от станции, с приходом на место не исчезла и не растаяла, а стала даже сильней.
Да еще эти непрекращающиеся взрывы, они будоражили ребят, напоминали им о чем-то, о чем пора уже было забыть. Дети прибыли на поселение для мирной жизни, и благословенный горный край должен был встретить их миром. Золотым солнцем на исходе лета, обильными плодами на деревьях, тихим пением птиц на заре.
Я помню ощущение тревоги, которое возникло в нас по пути от станции сюда, к подножию лесистых гор.
К поезду, к вагону да и к дороге мы привыкли, это была наша стихия. Мы чувствовали себя в относительной безопасности среди вокзалов, рынков, мешочников, беженцев, шумных перронов и поездов.
Вся Россия была в движении, вся Россия куда-то ехала, и мы были внутри ее потока, плоть от плоти – дети ее.
Теперь нас уводили по твердой, в глубоких трещинах дороге, где цвели никем не собранные цветы, где зрели яблоки и щерились, уставясь на солнце, черные, осыпавшиеся наполовину подсолнухи. И не было ни одного человека. Ни единого…