Ночевала тучка золотая - стр. 16
Для этого и стоит Сашка в засаде. Как отряд Дмитрия Боброка на Куликовом поле против Мамая. В школе проходили. Мамай, ясное дело, – толстозадая пшеничная деваха…
Монголы-татары стали теснить русских – деваха крикнула вторично:
– Плати! – и ухватила Кольку за рукав. – Плати давай!
В это время и приказал волынский воевода Дмитрий Боброк выступить засадному полку и нанести по фашистам решающий танковый удар.
Как черт из-за печи, вынырнул рядом Сашка.
– Скорей! Скорей! – закричал, чтобы сильней оглушить торговку. – Поезд уходит!
Колька головой вертанул, и деваха невольно вслед за ним посмотрела: поезд, их поезд, медленно трогался в путь.
Поскрипывали, будто разминаясь, колеса. Гомонилась пацанва у дверей, запихиваясь вовнутрь.
– Бегом! – еще громче, внося панику, грохнул Сашка. – Потом… Потом отдадим!
Деваха сразу пришла в себя. В Колькин рукав вцепилась намертво.
– Когда потом? Сейчас плати! – И взвизгнула: – Ден-ги!
– Отдай деньги-то! – закричал Сашка. – А то – останемся!
– Да они же под батоном!
– Давай сюды батон!
Схватил Сашка батон, а там еще и хлеб мешает. Начал Колька под хлебом искать, дернул руку, мол, руку-то отпусти, как же я достану?
Отпустила деваха руку – Колька и рванул. А Сашка с батоном давно летел к поезду.
Так это все выглядело: впереди Сашка с батоном, потом Колька, а по его пятам пшеничная деваха и ее муж.
Деваха раскалилась до того, что Колька ее тепло спиной слышал.
Не до смеху ему было, хоть дева ширше своего роста, а шпарит так, что не отстает, и страшно ему. Догонят – убьют. Эти уж точно не пожалеют. Тут и другие торговцы подхватили, для них гон воришки – развлечение. А бить – так и вовсе душу отвести…
Крик на весь базар:
– Держи-и! Укра-а-а-ал!
Весь эшелон в окна выставился. Тоже зрелище, как в театре.
Из всех пятнадцати вагонов, из ста окошек пятьсот насмешливых рож, пятьсот ядовитых глоток. Крик, хохот, рев, визг, подначки. Кто во что горазд:
– Эй, Воронеж, хрен догонишь!
– А догонишь – хрен возьмешь!
– Эй, мужа, гляди, потеряла!
– Не баба – паровоз! Выпусти пар, а то взорвешься!
– Может, ее к поезду – вагоны толкать?
– Буфера велики!
Кто-то модную песенку заорал, ее подхватили: «Поезд едет из Тамбова прямо на Москву, я ляжу на верхней полке и как будто сплю… Пари-ра-ра! Держи вора!»
Из окон посыпались огрызки, бутылки, банки, они-то и притормозили вражеское продвижение фашистско-мамаевых орд. Как всегда в истории, исход сражения в конечном счете решал народ. Сашка первым подбежал к своему вагону, ухватился за поручень, оглянулся.
Колька поскользнулся, выронил кусок хлеба, который держал в руке. Нагнулся подобрать, второй уронил.
А деваха, грозя в окна кулаком, уже топочет рядом с Колькой. Вот-вот ухватит. А сзади мужичишко. А какой-то парень из добровольцев потеху себе устроил. А там еще, еще бегут…
– Брось! – закричал Сашка изо всех сил. Отчаянно, на весь Воронеж. – Брось! Брось! Брось!
Колька растерялся, но уже дыхание над собой услышал! Не дыхание, а шипение будто, скрежет и лязг: не меньше как танк на него наезжает!
Чуть не на четвереньках, на руках и ногах запрыгал, за лесенку руками схватился, а уж деваха его за ноги тянет.
Сашка и проводник вцепились в Колькины подмышки, рвут к себе, а деваха к себе, растягивают, как гармошку. Орет, голосит, визг поросячий! И парень рядом…