Ночь ведьмы. Книга первая - стр. 19

Еще через несколько шагов лес расступается, образуя небольшую поляну. На ней стоит одинокий домик с соломенной крышей, его оштукатуренные белые стены перекрещивают деревянные доски, которые нуждаются в покраске, но выглядят прочными. Из каминной трубы над покатистой коричневой крышей поднимается дым.

Я замираю на опушке леса. Мой разум все еще затуманен, и я смотрю на дым, будто он вот-вот покажет ответы на небе. Лизель умеет читать подобные знаки.

Желудок урчит, указывая на еще одну проблему. Я не обеспечила себя запасами еды.

Что ж, там, где есть дом, есть люди, а там, где есть люди, есть и еда.

Мама вбила мне в голову законы нашего ковена еще до того, как я научилась ходить. Мы несем в мир добро, и этим добром питается Источник магии. Привнесение в мир зла подпитывает дикую магию, и мы не касаемся дикой магии.

Я крала, после того как ушла из Бирэсборна. Но воровство ведь не приносит в мир ничего плохого, не так ли? Скорее… отнимает добро.

Я осматриваю поляну, но никого не замечаю и иду к дому.

Задняя дверь выходит в небольшой сад, и несколько окошек разбросано по задней стене. Тот, кто находится внутри, может легко увидеть меня. Мой желудок сводит.

Я рискну.

Земля в саду вскопанная и мягкая после недавнего сбора урожая. Осталось несколько растений, более крепких, позднеосенних, которые могут выдержать заморозки и холод. Зимняя зелень и тыквы.

Я опускаюсь на колени, срываю две оранжевых тыквы и собираюсь броситься в лес.

В доме что-то падает. Может, опрокидывается стол или стул.

– Ты чудовище! – кричит женщина.

Я крадусь ближе к дому, прижимаясь к стене, чтобы меня не было видно из окон. Внутри снова слышится грохот, будто кто-то борется.

И в этом шуме различаются топот ног, лязг мечей, звук извлекаемого оружия, который ни с чем не спутать.

Мое сердце подскакивает к горлу, я огибаю угол дома и останавливаюсь перед двором. Я осматриваюсь и замечаю привязанных к ограде лошадей, которые перебирают копытами землю.

Еще я вижу тюремный фургон.

Лизель.

Слезы застилают мне глаза. Может, Триединая все-таки не отреклась от меня.

Или, по крайней мере, от Лизель, но какова бы ни была причина, я приму этот подарок.

Я бросаю тыквы. Из дома доносятся грубые, насмешливые голоса мужчин, которые думают, что у них все под контролем. Женщина, которую они арестовывают, сопротивляется, осыпая их оскорблениями – я бы посмеялась, если бы у меня были силы на смех.

Пара окон выходит во двор перед домом, и передняя дверь открыта.

Я срываюсь с места и мчусь к лошадям. Это боевые кони, и моя спешка их нисколько не смущает. Я падаю рядом с телегой, поскользнувшись на мокрой дороге, но теперь я скрыта от глаз тех, кто в доме, и никто не кричит: «Hexe!»[15] или «За ней!».

И все же я задерживаю дыхание, заставляю сердце успокоиться.

– Лизель? – произношу я хриплым голосом. – Лизель?

Я стучу по ящику, установленному на телеге.

Ответа нет.

Возможно, она без сознания. Или связана. Или…

Она жива. Он хотел заполучить ее живой. Она должна быть жива.

Дрожа, я поднимаюсь на ноги и подхожу к задней части повозки. Там есть окошко с железной решеткой, и я встаю на ступеньку, чтобы подтянуться и заглянуть внутрь.

– Лизе…

Я не успеваю произнести полностью ее имя.

Там пусто.

Это не тот отряд, который арестовал мою кузину. Который уничтожил наш ковен.