Ночь Сварога. Княжич - стр. 23

– Ну, и чего этот Муда хочет? – не сдержал улыбки посадник.

– Знамо что, – отвечает переговорщик. – Хочет, чтоб ты, болярин, Малин-град сдал…

– А за это он мне благодар с княжьего плеча. Злато и рухлядь разную? – снова улыбнулся посадник, дескать, знаем мы полянские посулы.

– Нет, болярин, – покачал головой Вязга. – За это он тебе и людям твоим жизнь оставит. Ежели, конечно, стремя Ингвареву коню поцелуешь, да с ним супротив Коростеня выступишь.

Зашумели недовольно люди вокруг. Но остановил их посадник, руку вверх поднял.

– Ну, а ежели откажемся мы? – спросил он переговорщика.

– Тогда их Перун покарает вас. Стрелы свои огненные на Малин пустит.

Еще сильнее завозмущались люди. Где это видано, чтоб на земле Даждьбога Перун Полянский свои порядки наводил, да еще стрелами грозился?

– Ну, а ты сам что скажешь? – спросил Вязгу посадник.

– А по мне, так остался бы я с вами, – ответил огнищанин, – да показал бы ворогам, чего стоит древлянин супротив полянина.

– Так оставайся, – посадник повел рукой, точно приглашая. – За чем же дело стало?

– Не могу, – тяжко вздохнул Вязга. – Там, – махнул он рукой в сторону реки, – жена моя, да две дочери. Асмуд сказал, что коли не вернусь с ответом от тебя, он их на потеху воев своих отдаст. А потом на лоскуты порежет. Рад бы остаться, – махнул рукой переговорщик, – только Недоля мне нынче выпала.

– Ясно, – посадник поправил меч, висевший на поясе.

– Ну, так что мне Ингварю сказать? – спросил огнищанин.

– А то сам не знаешь? – ответил посадник и улыбнулся хитро.

– Знаю, – улыбнулся в ответ Вязга.

Постоял. Потоптался.

– Ну, так пойду я?

– Ступай.

Скрипнули надрывно ворота, и переговорщик вышел из града.

Уже на середине реки Вязга обернулся. Посмотрел на стены Малина-града, увидел в одной из бойниц посадника, рукой ему помахал.

– Помогай вам Боже, – прошептал и дальше пошел.

– И что они сказали? – спросил его Асмуд, когда он, мокрый, выбрался на берег.

– Сказали, чтоб шли вы к Марениной Матери, – ответил Вязга.

– Так, значит? – дернул себя за усы воевода. – А ты им про стрелы Перуновы говорил?

– Говорил.

– А они?

– Велели, чтоб вы эти стрелы себе в задницу засунули.

– Значит, сами не сдадут град?

– Не сдадут.

– Тогда, – старый варяг повернулся и решительным шагом направился к становищу, – пускай на себя пеняют.

– Конунг! – позвал ярл, подходя к шатру.

– Сколько раз тебе говорить? Не называй меня конунгом, – показался Игорь из шатра.

Отмахнулся от этих слов варяг, как от мухи кусучей:

– Пора, конунг. Не хотят они по-доброму. Будем по-злому. Вели, чтоб горшки к приспособе тащили.

Бережно, точно величайшую драгоценность, несли варяги два больших кувшина. На каждый по четыре воина.

– Ох, и чудные эти ромеи25, – оскалился один из воинов, обнажив почерневшие от времени зубы. – Что за смешные горшки? Дно вострое, поставь – упадут.

– Ты осторожней с ними, Айвор, – прикрикнул на него по-свейски Егри. – Или забыл, как от этих горшков прошлым летом наши драккары полыхали? Смотри, не оступись, а то раньше времени в Вальхаллу все отправимся.

– А я что? – сразу посерьезнел Айвор. – Я ничего. Уж и сказать ничего нельзя?

– Отчего ж нельзя? – опасливо покосился на свою ношу Егри. – Ты только не забывай под ноги смотреть.

Наконец, варяги донесли свою ношу на кручу. Здесь уже суетились воины. Прилаживали дубовый брус к раме, притягивали его крепким вервьем к станине.