Ноа - стр. 4
Когда останутся позади пробки и холод, царящий в старой «шкоде» (на обратном пути Дарья позволит себе выкурить сигарету, а то и две, если пробки будут особенно ужасны, – с открытым окном, чтобы салон не пропах), когда она найдет свободную парковку в их большом спальном районе, когда поднимется на шестой этаж пешком, потому что лифт, как обычно, не работает, Михаил встретит ее в дверях и обнимет с неизменной нежностью. Стол уже будет накрыт, на конфорке электрической плиты будет готовиться ужин. Дарья снимет пальто, зайдет в детскую, поцелует дочь, устроится в изножье кровати и будет читать ей до тех пор, пока глазки не закроются. Еще один поцелуй в лоб, тихое «люблю» на ушко – и дверь бесшумно затворится.
Михаил отвечает на четвертом гудке.
– Постараюсь приехать как можно быстрее, – говорит она.
– Не переживай, у нас сегодня было много дел. У тебя все нормально?
От этого «у нас» у Дарьи колет сердце.
– Да, и будет еще лучше, когда окажусь рядом с тобой.
– Не гони, на дорогах лед.
– Ну да, и, боюсь, это еще надолго, – улыбается она.
– И все-таки будь осторожна. Мы тебя ждем.
Сердце снова колет. Дарья выключает свет, убирает документы в любимую сумочку из серо-бежевой кожи. Подарок Михаила на шестую годовщину свадьбы.
Под бледными лампами холла Дарья в последний раз за день заматывает вокруг шеи шарф. Михаил часто говорит ей, что у нее самый сексуальный затылок в мире. Большинство мужчин возбуждаются при виде груди, бедер или попы, но только не он; конечно, он утверждает, что ее грудь и попу он тоже любит, но, когда его поцелуи ласкают затылок, Дарья знает, что он ее хочет. Она не жалуется, вовсе нет: ей нравятся их объятия, то, как они занимаются любовью, минуты, которые принадлежат только им двоим, минуты, когда заживают все раны, забывается коррупция, подлость и несправедливость, с которыми она неустанно борется. Это чудесно, она его любит, хоть его спокойствие порой и выводит ее из себя.
Дверь машины беззвучно открывается. Двигатель урчит, коробка передач тихонько щелкает. Дарья сворачивает на Новосущевскую, опускает стекло и закуривает. С наступлением ночи очнулся мороз. Город, кажется, не засыпает никогда, даже на темных улицах, где попадаются только бродячие кошки да одинокие прохожие. Она выезжает на шоссе; вдали поток машин замедляется, на мосту пробки с тех пор, как левую полосу перекрыли из-за ремонта. «Шкода» ползет еле-еле, Дарья глубоко затягивается. У сигареты вкус карамели. В выходные она свозит дочку к бабушке. Дом, где Дарья выросла, все такой же скромный, но уютный. Пока Михаил будет работать, они втроем прогуляются по лесу, поиграют в снежки, а вечером будут упоенно петь у камина. Дарья поворачивается, чтобы выбросить окурок. Водитель соседней машины вежливо ей улыбается. Ему, должно быть, тоже хочется поскорее вернуться домой, как и всем, кто сейчас стоит в пробке после долгого рабочего дня. Наконец машины трогаются, Дарья пытается включить первую передачу, но рука ее не слушается. Под левой грудью колет – не слишком сильно, просто какое-то странное жжение. И тут вдруг она начинает задыхаться. Может, от холода? Она кашляет, и рот наполняет привкус металла. Она кашляет снова, приборная доска покрывается красными капельками. В глазах мутится, Дарья впадает в панику; страх придает ей сил, и невероятным усилием воли она прижимает руку туда, где разрастается боль: ладонь залита кровью. Машины позади нее яростно сигналят, требуя, чтобы она ехала дальше. Она опускает взгляд на сумочку на пассажирском сиденье. Нужно вытащить мобильник, предупредить Михаила, вызвать скорую, но силы кончились. Пуля, пробившая дверь машины и ее тело в то самое мгновение, когда убийца улыбнулся, задела полую вену. Дарья истекает кровью, в глазах темнеет, она думает о дочке. Она обещала ей почитать перед сном…