Но именем твоим… - стр. 14
Межевой комиссар грустно улыбнулся.
– Ну, в моей молодости самым смелым низвержением табу было воровство вишен в саду нашего соседа, почтенного судьи Яна Скажинского…
– Да и слава Богу, смирение с младых ногтей всяко лучше беззаботной лихости, из с юности смиренных великие мужи вырастают, а сорвиголовы редко когда до седин доживают…. Вот вы, пане Стасю, в тридцать с небольшим – уже подскарбий мстиславский, межевой комиссар, управитесь с межеванием здешних земель – станете старостой иль каштеляном витебским, а там, глядишь, и до виленского подкомория рукой подать… – Пожилой шляхтич, говоря это, едва заметно иронично улыбался.
Межевой комиссар нахмурился.
– Пан Славомир, я понимаю вашу иронию. Но кому-то ведь надо и по хозяйственной части править, княжество наше ныне в таком запустении и голи, что только чудо господне поможет нам роспись расходов государства выправить без понижения доли серебра в чеканке шелега… Я вам скажу, и в нашем деле нужна доблесть – пусть не такая, как на поле битвы, но доблесть ума. Иную битву с татарами куда легче выиграть, чем одолеть в единоборстве монетный двор венгерского короля Владислава с его свидницким подлым грошем… – Чувствовалось, что пан Станислав изрядно обижен намёками пожилого шляхтича.
Веренич кивнул.
– Простите великодушно, пане Стасю, понесло меня не туда… Каждому своя планида, кто с татарами рождён биться, а кто с податями, чиншами и мытами управляться… Согласен я с вами, глупо себя повёл, как юнец желторотый.
Пан Станислав облегчённо вздохнул.
– И вы на меня зла не держите…. Впрочем, мы отвлеклись от событий Крещения Господня пятьдесят третьего года – что там далее происходило в княжеском замке в Остроге?
Пан Веренич покачал головой.
– Чудные дела там творились, по словам пани Янины. На следующий день после пира Эльжбета попросилась у матери отправиться на конную прогулку – хотя до этого, в седле сидеть и выученная, интересу к этому занятию никогда не проявляла. Беата поначалу решила отправится с дочерью – но затем, по женскому обыкновению, передумала, попросив сопроводить юную княжну князя Василия. И когда Эльжбета, князь Острожский, гайдуки и коноводы, казаки надворной хоругви и посыльные, поездом в две дюжины всадников, выехали из ворот замка – на берегу Вилии их встретил оконь молодой Сангушко со своей челядью. Прогулка та продолжалась едва не до вечернего караула – и на следующий день всё повторилось вновь. Юная княжна вдруг сделалась истовой любительницей верхоконных выездов, и с каждым днём делались они всё дальше – иной раз до Свято-Троицкого монастыря в Межериче, иной раз – до Розважа, и бывало – и до Нетешина на Горыни! Благо, зима в том году была мягкой, морозы стояли некрепкие, лёд на реках едва в полвершка стоял – почему б и не покататься девице?
– Я так понимаю, каталась княжна не одна? – лукаво спросил пан Станислав.
Старый шляхтич улыбнулся.
– Ведомо, не одна. Гайдуки с нею были – всегда трое-четверо, коновод, казак дворовой сотни при сабле и пищали… ну, и пан Дмитрий Сангушко со своей челядью. Попервоначалу и князь Василий в этих выездах участвовал – но верхоконное дело было ему не в радость, и уже на третью поездку его племянница отправилась в сопровождении верного человека князя, шляхтича Марьяна Гиголы. Оный шляхтич должен был блюсти княжну от всяческих нестроений, паче всего оберегая её честь – но, будучи человеком в летах, к тому же склонным к доброму кубку, обычно отставал от поезда ещё у стен замка и занимал позицию в корчме у Нахима из Бердичева – где обычно и проводил время до возвращения гуляк, отдавая должное добрым медам да горилке, благо, пан Дмитрий щедро оплачивал его стол…. – Пан Веренич ухмыльнулся в усы.