Но именем твоим… - стр. 11
Межевой комиссар тяжело вздохнул.
– Казна о таких доходах нынче и мечтать не может….
Пан Славомир развёл руками.
– Пане Стасю, да ведь нельзя и сравнивать – доходы великокняжеского скарба или Короны и Острожскую ординацию! Князь Януш, внук его милости Константина Ивановича, пятнадцать лет назад добился в Сейме привилея о дальнейшей неделимости земель Острожских – так после всех поделов и изъятий этот майорат, как называют её нынче на немецкий манер, всё равно состоит из трех дюжин городов и замков и шести сотен деревень и застенков! А во времена Его милости князя Василия, когда он владел мало что не всей Волынью и Подолией – ежегодный доход дома Острожских выходил в шестьсот тысяч коп грошей литовских! Богатства рода были неисчислимыми….
– Но, как я помню, Беата тоже претендовала на эту маёмость? Хоть по завещанию князя Ильи ей ничего не досталось? – спросил комиссар.
Пан Славомир кивнул:
– Конечно! Зачем бы она тогда попервоначалу окрутила старшего сына великого гетмана, а затем довела его до смерти? Но, на свою беду, она оказалась излишне алчной – восхотев обладать не только всем наследием своего почившего в бозе супруга, но также землями вдовой княгини и князя Василия. Тем развязав междоусобицу и внеся в семью свою зёрна взаимной ненависти… Вздорная и алчная хищница, лишенная ума, не ведавшая о чести и достоинстве – вот кем была Беата Костелецкая, и это не только мнение Янины Лисовской, но и всех тех людей, которые знали вдову князя Ильи. Алчность погубила и её, и её дом, упокой, Господи, её несчастную душу…
Пан Станислав вздохнул.
– История древняя, как мир…. Но что же Гальшка? Вы обещали открыть тайну, связанную с её судьбой?
– Обещал – открою. Вернее сказать, расскажу то, о чем поведала мне Янина Лисовская в ноябре восемьдесят четвертого года в Гусятине.
Так вот, маленькая Эльжбета росла, не зная родительской ласки – отец, как я уже говорил, отдал Богу душу за три месяца до её рождения, мать всем своим естеством пребывала во вражде с младшей ветвью Острожских, почти забыв о дочери – пока в сорок втором году великий князь не велел своей властью прекратить острожские тяжбы, ябеды и кляузы, к тому времени изрядно опостылевшие и ему, и великому подскарбию литовскому, какой обязан был эту усобицу гасить. Отправленная Жигимонтом Старым на Волынь комиссия разделила наследие его милости князя Ильи – отписав Острог и окрестные деревни вдове, Полонное же, Чуднов, Межерич, Лютовеж и Кропилов с окрестными замками, местечками, деревнями, хуторами и застенками – отдав дочери. Но по малолетству Гальшки Беата все равно взяла на себя бразды правления всей вотчиной – прекратив, однако, тяжбы с опекуном князя Василия за заприпятские земли и Волочиск с местечками… Казалось бы, всё устроилось, Беата получила тот доход, о котором мечтала девицей – но увы, вместо того, чтобы заняться воспитанием дочери, она окунулась в праздную суету и соперничество в тщеславии при краковском дворе, бывая в Остроге лишь наездами…. Зато дядя Эльжбеты, молодой князь Василий, все чаще и чаще стал навещать отцовский замок – и с каждым разом его визиты становились все дольше… Дочь Ильи видела в дяде своего отца – которого она, увы, живым не обрела счастья повидать.
Когда юной Эльжбете исполнилось двенадцать лет – сейм в Вильно на специально созванном заседании принял постановление о судьбе молодой княжны Острожской. Она не могла без дозволу опекунов выйти замуж – опекунами же её были дядя, князь Василий Острожский, король Жигимонт Август и старый князь Сангушко, староста винницкий и брацлавский, маршалок Волынской земли. Князь Василий крепко дружил с сыном старого Сангушки, Дмитрием. Молодой Сангушко, будучи старостой житомирским, а с пятьдесят второго года – каневским и черкасским – хоть и юн был годами, но уже досыта познал к тому времени на своей шкуре горького хлеба войны, ибо каждый год ему приходилось отражать татарские набеги…