Низушка айсберга - стр. 28
Лодка перевернулась с новой вспышкой молнии – я сам не понял, как оказался в воде, холодной, приторно-соленой, есть у моря в непогоду какой-то странный привкус – привкус бури… не помню, как ноги ударились в каменистое дно, как я выбрался на берег – он оказался совсем рядом.
Волны бешено бились в прибрежные скалы, о том, чтобы вытаскивать лодку, не могло быть и речи. Карабкаясь по камням, в который раз представил возле себя Элл – мы шли вместе, хватаясь за руки, и дождь хлестал по ее темной спине, и она смеялась, а здорово мы в бурб попали, а? а здорово нас к берегу прибило, а?
Элл моя…
Все, что было у меня – моя Элл…
И все-таки образ Элл на этот раз был какой-то смутный, расплывчатый – она и вроде бы не она, со мной и вроде бы не со мной. А может, я думал о ней недостаточно сильно, мысли мои были заняты другим…
Не мог забыть, не мог стереть из памяти то, прочитанное на двери…
Кто это мог написать…
Что за чушь – кому такое вообще могло прийти в голову…
Всего два слова… но какие два слова, я их не понимаю…
ХРАНИТЬ ВЕЧНО
Элл…
Где ты, Элл…
Просыпаюсь, по привычке оглядываю комнату, ищу Элл, где она, обычно лежит во тут, рядом, разметав руки и ноги по одеялу, или сидит на кресле, темная точеная фигурка, пьет кофе. Элл нет, и я не понимаю, как такое может быть, что Элл нет – тут же спохватываюсь, что Элл давно уже нет.
Двести пятьдесят лет без Элл.
Эта цифра кажется немыслимой.
И все-таки… каждое утро просыпаюсь, ищу Элл, долго лежу в постели, долго не могу вспомнить, что ее уже нет.
Пью кофе – в кабинете, за столом, закусываю каким-то подвернувшимся под руку хлебом, и нет сил пойти за стол на кухне – где мы когда-то завтракали вместе, и Элл смеялась, когда капли кофе падали мне на рубашку. Теперь этот стол был как будто не для меня – как и весь большой дом, и все города, сколько их было по планете…
Допил кофе.
Вспомнил, что не обнимал никого уже двести пятьдесят лет – кажется, это слишком много.
Кажется, ночью видел Элл – конечно, во сне, наяву она не приходила никогда, помню, во сне мы вышли с ней на поле, вытаскивали что-то из земли, еще говорили друг другу, какой урожай хороший в этом году, на всю зиму хватит. Я говорил ей – как хорошо, что мы снова вместе, она посмеивалась чему-то, я все спрашивал, где она была, она отвечала мне что-то, что вот, умерла, а теперь снова к тебе вернулась…
Потом проснулся, долго искал ее глазами…
Ладно, хватит сидеть, расселся, будто дел совсем нет – надо вставать, надо идти на поля, собирать зерно, кому и зачем это нужно – когда ее нет. Проще не задумываться, зачем я живу – теперь, после нее, так можно додуматься и до того, что поднимешься на гору и бросишься в пропасть.
Не думать…
Не вспоминать – тем более, что и вспоминать нечего, кто-то растерзал мою память, оставил мне жалкие обрывки, годные лишь на то, чтобы раззадорить мое любопытство…
Память…
Черт возьми, было же что-то… кто-то строил эти города, кто-то жил здесь, кто-то правил всеми этими городами – в архивах до сих пор читаю упоминания про светлейшего императора. Два раза находил на ровных горных плато отметины от чего-то, как мне казалось – от каких-то машин, может, кто-то спускался сюда с неба, со звезд, но кто и когда – я не помнил.
И, черт возьми – я не помнил, кто убил тебя, моя Элл.