Низкие истины. Возвышающий обман (сборник) - стр. 40
– Мне совсем не больно.
Девочки с испугом смотрели на меня.
Пройдя метров сто, я спрятался в высокой траве и горько заплакал. Вообще-то я умел сдерживать слезы, но тут было так обидно! Так больно!
По астрологическому знаку я – Лев. Львы – натуры не агрессивные, у них характер царственный, они предпочитают давать, а не брать. К сфере секса это также относится. Я всегда был романтичен, мне нужна была романтическая увлеченность, чтобы последовало и остальное.
Первую любовь во мне пробудила дочь дворника из дома № 8 на Тверской. Я никак не решался с ней заговорить. Помню, зима, фонтан на Советской площади рядом с «Арагви», часов пять вечера, смеркается. Она ходит кругом по гранитному бордюру, ей лет восемь, мне – десять. Я тоже стал на бордюр, иду ей навстречу. Когда встречаемся, уступаю ей дорогу. Ходим, она – в одну сторону, я – в другую. Ей, видимо, нравится, что я ей уступаю дорогу. Наконец, я решился – коленки у меня задрожали от волнения. Остановился и стою, не схожу с дороги. Она идет, остановилась, смотрит на меня.
– Я хочу с тобой дружить, – говорю прерывающимся голосом.
– Дурак, – говорит она.
– Сама дура, – автоматически вырвалось у меня.
Все рухнуло.
Уступил ей дорогу, еще минут десять постоял на пустом сквере, глядя вслед ей, и ушел домой.
Следующая моя любовь была к девочке, жившей этажом выше. Было это году в сорок восьмом. Ради нее я украл у мамы французские духи, дождался ее на лестнице, дал флакон:
– Вот тебе подарок.
На следующий день, придя из школы, я увидел на пороге маму.
– Ты мои духи подарил девочке наверху?
Говорить, что не я, было глупо. Я молчал. Мне не дали раздеться, вручили батон, сказали:
– Ты выгнан из дома. Иди, куда хочешь. Это тебе на первое время.
Я сел на ступеньки с батоном, стал думать: «Куда ж мне идти?», горько заплакал. Часа через полтора надо мной сжалились, пустили домой. Так меня пытались отучить от воровства.
Когда я впервые открыл для себя состояние, научно называемое эрекция, а в обиходе обозначаемое куда как более простодушными глаголами, в ту пору для меня столь же неведомыми, испуг мой был неописуем. Я побежал к маме и с пылающими ушами сказал:
– Мама, со мной что-то случилось. Я заболел.
– Что?
– Пойди сюда.
– Я не могу.
У нее были какие-то люди. Страшными знаками и гримасами я вызвал ее из комнаты. Поняв, в чем дело, мама расхохоталась.
– Ничего, это пройдет.
Тогда меня испугало возбужденное состояние члена, сейчас пугает возможность обратного…
Уже освоившись с новой своей возрастной фазой, я начал бояться внезапности и непрогнозируемости возникновения означенного состояния. Тебя вызывают к доске, а у тебя ни с того ни с сего встает. От страха, что ли? Поднимаешься из-за парты, засунув руки в карманы, чтобы не виден был выпирающий в штанах бугор, идешь полусогнувшись, отвечаешь что ни попадя, мысли совсем о другом… Со временем появлялись друзья, с которыми мы погружались во все более греховный омут – сигареты, алкоголь, кафе, мечты о женщинах. Отец позвал меня, спросил:
– Ну что, дрочишь?
Я молчал, не зная, что ответить. Конечно, дрочили. Мне было семнадцать.
– Ну ладно, – сказал он, – мой папа так сделал, и я так сделаю.
Он позвонил какой-то знакомой:
– У меня молодой человек подрастает. Я его к тебе пришлю.
А мне сказал:
– Кончай дрочить. Тебе пора женщину. Ты ее должен трахнуть.