Ниточка жизни - стр. 16
Два месяца назад Стешку демобилизовали. Могли бы и раньше, да смысл? Всё рядом с родным Мишенькой. Лучше его перед глазами держать. Он в Ленинградский округ назначение получил, а в следующем году в академию поступать будет. «Перспективный», – заключила Зина и ещё раз зыркнула в его сторону. Не красавец, но и не урод. Лет тридцать, никак не больше. Среднего роста, широкоплечий, лицо слегка рябоватое, в детстве оспой, наверное, переболел, но черты правильные – нос аккуратный, глаза карие, не утоплены и не навыкате. Стрижка – полубокс модный, виски выбриты полностью, дальше чуток волос, а сверху горка, зачёсанная слева направо. В итоге – вполне приличный кавалер, особенно с учётом карьерного положения. «Да, повезло Стешке, генеральшей будет, – в который раз за день позавидовала Зина, – если только вовремя родит».
Однако с ребёночком у Стешки не складывалось пока, то не завязывалось, а когда завязалось – выкидыш случился. Стешка переживала сильно, даже всплакнула, рассказывая эту историю.
«Ну да успеет ещё, ей только двадцать два года стукнуло. А мне и не с кем, и желания пока нет. Самой бы жизнь устроить для начала. Да как? Такие подполковники на дороге не валяются, холостые тем более. Разобраны все вот такими, как Стешка моя», – рассуждала Зина, попрощавшись с сестрой.
«Пора нам, Зинк, ещё вещи в гостинице забрать надо», – извиняющимся тоном сказала тогда Стешка. Ей от выпитого хоть бы хны, привыкла, видать, на фронте, а у Зины в голове изрядно шумело. Подполковник на прощание вдруг проявил чудеса галантности и поцеловал Зине руку, задрав при этом каким-то чудным способом голову, так что взгляд его кобелиный упёрся в Зинин. «Ой, бабник! И зачем ему Стешка, что он в ней нашёл? Разве что глаза. А так ведь не красотка, если вглядеться. Худощава. Волосики жиденькие, не то, что моя шевелюра. А перед ним девки рядами падать должны в наше-то время, – с завистью заключила Зина, – ну да это их дело».
Зина как в воду глядела. Подполковник Мишенька и на самом деле был большим специалистом по женской части. За четыре года войны он заставил плакать немало вдов и солдаток. Самой первой была хохлушка с Полтавщины, приютившая беглого пленного. В Киевском окружении Мишина часть оказалась зажатой со всех сторон, и после бесплодных попыток прорваться, стоивших немалой крови, сдалась почти в полном составе. Только Миша сбежал на привале, колонне пленных дали перевести дух, а Мишка скатился потихоньку в ложбинку и затаился в кустах. Потом, пока не стало опасно, две недели отсиживался у молодой чернобровой обладательницы длинной косы и двоих малых сорванцов. Как ни упрашивала его Олеся, Миша был неумолим, пошёл на восток, только краюху хлеба взял у полюбовницы. Добрался до своих, про плен умолчал и дальше воевал. Был ранен много раз, награждён, успевал и по службе, и по женскому полу в многочисленных городах и весях России и Белоруссии. Но к Стешке привязался по-настоящему, решил, что пришло время остепениться, а Стешка – девка симпатичная, как поведёт глазищами своими бездонно-голубыми, как посмотрит на него нежным обволакивающим взглядом, так забывал про всё Мишенька. Ну и любит как собачонка преданная и матерью хорошей детям должна стать. Но нет-нет, да прорывался наружу Мишенькин кобелизм, вот и в тот день облизывался Миша, бросая мимолётные взгляды то на высокую Зинину грудь, то на округлые бёдра, легко читающиеся под ситцевым платьем. И между всем этим богатством – осиная талия на пояске, Мишеньку от таких фигур всегда на подвиги тянуло. «Но не при Стешке же окучивать свояченицу! А какой вариантик, – пожалел об упущенной возможности подполковник, – хороша сестрица!» И, ведя свою благоверную под ручку по запруженным народом Садовой и Невскому, Мишенька ещё долго смаковал разные подробности конституции Зины.