Размер шрифта
-
+

Нить - стр. 37

Глава 5

Леонидас лежал, привалившись к стене зернохранилища. Голова его свесилась на грудь, изодранный мундир покрывали пятна засохшей крови. Из носков сапог торчали грязные, посиневшие пальцы.

В нескольких сотнях ярдов от него на улице показались женщина с девочкой, чистые, свежие, в светлых летних платьях. Девочка шла вприпрыжку и без умолку болтала, с живым любопытством оглядываясь вокруг, – нежная, как сладкий сироп из розовых лепестков. Она понимала, что в городе что-то происходит, но не понимала, что именно.

К груди мать прижимала еще одно дитя, младенца в пеленках из такого же светлого батиста, расшитого розовыми маргаритками.

За последние несколько дней в их прекрасном городе произошли резкие перемены. Несмотря на то что творилось в остальной Турции, Смирна после нескольких неспокойных дней 1919 года, когда ее заняли греческие войска, жила относительно беззаботно, и ее обитатели странным образом не ощущали на себе потрясений, прокатившихся по всей Малой Азии. В последние теплые летние дни на улицах распродавали урожай инжира, абрикосов и гранатов, люди, одетые в самые разнообразные одежды – здесь можно было встретить все, от персидских тюрбанов до турецких фесок, – торговались из-за цен на опиум, атлас и ладан на дюжине разных языков. В опере весь предыдущий месяц был ежевечерний аншлаг, кафе на открытом воздухе были переполнены, и струнные квартеты играли серенады для посетителей.

Еще на прошлой неделе по этим улицам плыл аромат жасмина и свежевыпеченного хлеба из соседней булочной. Теперь тут стоял тяжелый запах немытых мужских тел. Несколько дней назад, после внезапного появления тысяч греческих солдат, в город начали стекаться и мирные беженцы. Они тоже спасались от турецкой армии и оказались в таком же отчаянном положении.

Население Смирны охватил страх, особенно когда поползли слухи, что турецкая конница уже на окраинах города.

– Идем же, любовь моя, поторопись чуть-чуть, – проговорила молодая мать со скрытой тревогой.

Проходя мимо, она бросила косой взгляд на греческих солдат, лежащих в ряд, в одинаковых позах, склонив головы на одну сторону, раскинув ноги. Казалось, их скосили выстрелы расстрельной команды. Это полубеспамятство одолело их после тысячекилометрового перехода без еды и питья, не считая награбленного по дороге в городах и деревнях. Они уже не могли пошевелиться от изнеможения.

И тут женщина заметила, что взгляды солдат направлены на них.

– Идем домой. Скорее! – сказала она и чуть ли не бегом кинулась прочь, таща ребенка за руку.

Странная и жуткая тишина на улицах, мертвые тела, которые словно вдруг ожили, затаившиеся собаки – все это было непривычно для Смирны и взволновало женщину настолько, что она даже перестала чувствовать страх. Нервы у нее напряглись, как вот эти шелудивые псы, прячущиеся в тени. Как и они, она ощущала неведомую, но близкую угрозу.

В это время в темном сознании Леонидаса кружились в дьявольском танце воспоминания и видения. Он еще не знал, что все, чему он был свидетелем и что совершил сам, уже никогда не сотрется из памяти. Сладким снам не будет возврата. С немногими уцелевшими своими людьми он вошел в Смирну несколько дней назад, надеясь уплыть отсюда в Салоники. Британские, французские, итальянские и американские военные корабли спокойно стояли в гавани, но ни одного греческого флага не было видно. Они опоздали. Греческие суда уже ушли, увозя тысячи их товарищей по оружию.

Страница 37