Нищенка - стр. 12
Танюшка упала на землю и горько, горько заплакала.
– Ну почему не меня убило это дерево, я не хочу больше жить. Мамочка, возьми меня с собой.
– Помни эти слова, нарушишь, меня забудешь!
Она встала и, шатаясь, побрела к дому.
– Нарушишь, меня забудешь, нарушишь, меня забудешь.
– Нет, мамочка, не нарушу, не забуду!
Прошли годы. Судьба занесла меня в один городок. Возраст давал о себе знать, стали донимать старые болячки, и я решил обратиться к врачу. Отстояв в очереди, я получил номерок в одиннадцатый кабинет.
– О, вам повезло, – сказала, стоявшая за мной женщина, – вы к Журавлевой попадете.
Время у меня еще было, я вышел на улицу покурить. Достал сигарету, а вот зажигалки в кармане не оказалось. Подошел прикурить к мужикам.
– К какому доктору записались?
– К Журавлевой.
– Повезло, браток, не раскуривай, а то прозеваешь очередь, потом не пропустят.
– Иди, иди, она у нас одна такая.
Я бросил сигарету и пошел к кабинету. Ждать пришлось недолго. Я вошел, поздоровался. Сестра взяла какие-то бумаги и вышла. Мы остались одни.
– День то, какой хороший, вот-вот журавли полетят, – сказала она негромко и подошла к окну.
И то, правда, осень выдалась на редкость солнечной и теплой, разгулялось бабье лето.
– Помогите, откройте окно, – попросила доктор меня.
Я открыл окно.
– Летят, милые мои, летят!
Она облокотилась одной рукой о подоконник, второй прижала слегка грудь в области сердца. Я стоял в стороне, но и мне хорошо был виден клин приближающихся журавлей. С их приближением волнение, охватившее доктора, все усиливалось и усиливалось, а когда в раскрытое окно ворвался их непередаваемый крик, она негромко охнула. Я много раз провожал журавлей, не раз мое сердце щемило их курлыканье, но такого я еще не слышал. Несказанная осенняя грусть, боль непредсказуемого расставания, неброская, но бездонная любовь к оставляемым просторам, все это слилось в этом прощальном крике.
Мы стояли и смотрели на удаляющийся клин до тех пор, пока он не скрылся за верхушками деревьев.
– Ну, вот и все, – произнесла она тихо, – возвращайтесь назад, все возвращайтесь.
Она повернулась и посмотрела на меня каким-то отрешенным взглядом, но быстро собралась и произнесла:
– Простите, пожалуйста, осень, журавли, обострение чувств. Что у вас?
Присаживайтесь.
Я подошел к ней, взял и поцеловал ее руку.
– Спасибо, доктор, спасибо. Всего вам хорошего.
– За что спасибо?
– За журавлей.
Я тихонько вышел из кабинета и побрел по тихим улочкам городка. Все мои недуги, вся суета, какая это мелочь по сравнению с улетающим клином дорогих и неповторимых птиц. Действительно. Возвращайтесь, возвращайтесь все…
Дочери Пелагеи
Тяжелые были времена на Руси. Не успевают воины разбить одного врага, а уже у порога стоит с ратью другой. Тяжело приходилось в ту пору и нашему городу. Его защитники проводили жизнь в бесконечных сражениях и походах. От мала до велика вставали к бойницам крепости воины, бились не щадя себя. Многие сложили свои головы за дело правое, но и не меньше порушили голов чужеземцев. Притихли завоеватели, мирная жизнь пришла в наши края.
Вздохнули воины, мечи на гвозди повесили, а сами за мирные дела принялись. В праздники смех и шутки на городской площади слышны.
Один воин Егор не весел. Жена Пелагея рожала ему одну за другой девок. Пятерых родила. Хорошие и красивые дочки росли, но воину, какой толк от их красоты, ему помощники в ратном деле нужны. И от насмешек товарищей проходу нет. Но что поделаешь, видно судьба такая досталась.