Ниндзя в тени креста - стр. 33

– Приветствую тебя, брат, – сказал он тихо. – Чем могу быть полезен?

Гоэмон рассказал. Со стороны это выглядело так, будто Сандаю, который был приказчиком у господина Фудзивары, показывал привередливому покупателю свой товар, а юный синоби молча любовался превосходными танто. На самом деле он говорил – тихо и практически не шевеля губами. А поберечься стоило, потому что возле лотков с ножами толпились люди, и кто мог дать гарантию, что среди них не находится кансё?

– Понятно, – сказал горбун, когда Гоэмон закончил свою речь. – Будет сделано. Все, что тебе нужно, сможешь забрать в любое время. Место тайника я укажу позже. А пока возьми этот танто – в подарок. Киото – опасный город. Особенно ночью. Добрый клинок еще никому не мешал.

Поблагодарив его от всей души, Гоэмон откланялся и исчез в толпе. Глядя ему вслед, горбун тихо и как бы с удивлением пробормотал: «Ну надо же…», тяжело вздохнул – наверное, сообразуясь с мыслями, и приступил к своим обязанностям, потому что покупатели уже начали терять терпение и стали его звать. Особенно раздражен был самурай, но когда Сандаю продал ему великолепную когатану почти за полцены, он оттаял и снисходительно поблагодарил горбуна за проявление уважения к своей персоне.

Приспособив приобретение на полагающееся ему место в ножнах вакидзаси, самурай поторопился к уличным торговцам едой, чтобы ублажить желудок, потому что дымок от тлеющих углей и запахи горячего жира вызывали обильное слюноотделение. К тому же на сэкономленные деньги он мог устроить настоящий пир. Встречные с поклонами уступали ему дорогу, и самурай чувствовал себя превосходно.

И все же внутри у него торчала какая-то заноза. С какой стати она там появилась, самурай понял лишь тогда, когда росным утром следующего дня вместе с отрядом покинул Киото. Взгляд приказчика! Он был очень жестким и доставал до самого нутра, несмотря на его внешнюю любезность.

Впрочем, вынув эту «занозу» из своей изрядно огрубевшей души, самурай вскоре и думать забыл о приказчике. «Какой-то горбун, пусть и с нехорошим взглядом, – это даже не камень, а всего лишь камешек под копытами его коня», – подумал самурай. Покачиваясь в седле, он пребывал в превосходном настроении и даже сочинил хокку о камне:

Удзи, южный пригород Киото, медленно погружался в мягкие вечерние сумерки, окрашенные в красноватые тона. Гоэмон стоял на мосту Утреннего Тумана – Тёйукё, и с интересом глядел на приготовления местных рыбаков к рыбной ловле. Река Удзигава изобиловала рыбой. Здесь можно было поймать на стремнинах форель – аю, или подсечь в заводях серебряного карася – фуна или карпа – кои, а то и совсем уж редкого черного троегуба – хасу. Но ничто не могло сравниться с укай – ночной ловлей рыбы при помощи баклана. Посмотреть на экзотическую рыбную ловлю приходило много зевак, и Гоэмон потерялся среди них, как песчинка на речном берегу, что ему вполне импонировало.

До обеда он мотался по городу, как заведенный. Его «подопечный», мелкий чиновник бакуфу – правительства сёгуна, оказался чересчур деятельным. Чем он занимался, Гоэмон так и не смог понять. К концу дня юный синоби утвердился во мнении, что беготня чиновника по городу – это всего лишь изображение бурной деятельности на вверенном ему посту. Он вел какие-то переговоры с обязательной чашечкой-другой сакэ, несколько раз пил чай в дорогих харчевнях, потом в обеденное время надолго уединился с весьма симпатичной девицей, судя по всему, дамой без излишних предрассудков, и покинул ее жилище в весьма приподнятом настроении и изрядно помятый, а затем ближе к вечеру отправился в Удзи, чтобы посетить храм Удзигами-дзиндзя. Наверное, решил замолить грехи, накопившиеся за день.