Никому не говори - стр. 30
– Ain’t nothin’ but a g-thang, baby[7].
Этого оказалось достаточно, чтобы вызвать смех у ее напарника.
– Ты что, смеешься надо мной?
– Что? Я все-таки выросла в Канзасе. – Она запела громче и принялась раскачиваться на сиденье. – And now all you hookas and hos know how I feel[8].
– Черт бы тебя подрал. Ты все испортила. Я теперь не смогу слушать эту песню, не представляя при этом твою вертящуюся костлявую задницу.
Она положила руку себе на бедро.
– Вовсе она не костлявая. Ты просто хочешь немножко этого сладострастного барахла.
Он с улыбкой покачал головой.
– Это значит, что у нас все в порядке?
– У нас всегда все в порядке. Тебе бы давно уже следовало это понять.
– Но все же, по-твоему, ты прав, а я нет.
– Да.
– Ты не хочешь поехать поговорить с этим бездомным парнем Кейси?
– Нет, не хочу. Но придется. И мы сейчас же отправляемся на его поиски.
Глава 11
«Вторая попытка: Признания бывшей жертвы, преодолевшей трагедию»
«Прекратите это»
Меня всегда удивляет, как рядовые события порождают откровения по поводу сексуальных злоупотреблений и переживаний. Этим утром моя дочь проснулась от стука молота на строительной площадке, развернувшейся напротив окон ее спальни. Она вышла из спальни с затуманенным взором, зажав ладонями уши.
– Прекратите это. Это все, чего я сейчас хочу. Просто прекратите это.
Прекратите это. Это совершенно нормальная реакция, не так ли? Желание положить конец неприятным раздражителям, воздействие которых испытывает человек. Стремление к полной противоположности этого воздействия.
Оглушительный шум? Обеспечьте мне вместо этого полную тишину. Обжигающе горячая пища? Дайте мне холодной воды. Ослепительный свет? Я закрываю глаза, чтобы насладиться тьмой.
Изнасилование? Прекратите это.
Но что означает стремление к противоположности изнасилования? Никакого секса? Никакого физического контакта? Никаких мужчин?
Но изнасилование, мы должны всегда напоминать себе об этом, не имеет отношения к сексу. Это имеет отношение к насилию. Насильники хотят господствовать над нами. Они хотят лишить нас душевных сил.
И что мы делаем тогда? Мы возвращаем себе душевные силы каким угодно способом.
Я не могла выгнать этого человека из моего дома, но я могла не пойти в школу. Я не могла запретить ему приходить в мою спальню, но я могла раздобыть поддельное удостоверение личности и купить в три часа упаковку из шести банок. Я не могла запретить ему пожирать меня глазами каждый раз, когда мать отводила взгляд в сторону, но я могла общаться с людьми, которые, по словам матери, «оказывали плохое влияние». Мне нужно было знать, что у меня есть выбор.
Все мы читали о случаях изнасилования, когда насильник (или насильники) оставался безнаказанным, поскольку были представлены свидетельства того, что жертва вступала в сексуальную связь с мужчиной (или мужчинами) сразу после того, как была изнасилована. Но почему прокуроры и судьи спрашивают, стала бы только что изнасилованная женщина заниматься сексом с кем-то еще? Они полагают, что желание «прекратить это» обязательно равносильно отсутствию интереса к сексу.
И опять. Как мне казалось, все мы знали, что изнасилование не имеет отношения к сексу. Если «прекратите это» означает стремление к противоположности, то разве не логично, что некоторые из нас реагируют на изнасилование, стремясь забыть о нем с помощью интимной близости иного рода?