Николай Рерих. Мистерия жизни и тайна творчества - стр. 13

Эти строки говорят о том, что уже в те юные годы Николай Рерих выработал для себя определенную идейную позицию в творческой деятельности, которой неукоснительно следовал и в дальнейшей жизни.

В 1895 году художником были созданы эскизы к «Утру богатырства Киевского» и «Вечеру богатырства Киевского», «В греках», а также навеянная оперой Римского-Корсакова работа «Садко у морского царя».

Не все удавалось молодому художнику сразу: его техника рисунка оставляла желать лучшего. Биографы отмечают, что этому способствовало то обстоятельство, что у молодого Рериха в свое время не установилось взаимопонимания с преподавателем рисования в Академии, Павлом Петровичем Чистяковым. Чистяков был талантливейшим педагогом своего времени и к тому же замечательным рисовальщиком. Посмотрев эскизы Рериха, он посоветовал молодому художнику «не оригинальничать, а сделать порутиннее». В этом совете был определенный резон: техника студента не поспевала за его творческими замыслами; сюжеты эскизов Рериха были слишком сложны для того, чтобы он мог воплотить их графически на должном уровне. Так, увидев эскиз Рериха на заданную тему «Медный змий», П. П. Чистяков посоветовал начинающему художнику не выдумывать своего сюжета, а взять его у Доре. Но Николай Рерих не мог ограничиваться слепым подражанием кому бы то ни было – это просто противоречило его натуре. В итоге студент и маститый педагог так и не пришли к взаимопониманию, что в дальнейшем негативно отразилось на технике рисунка Рериха, чего, возможно, не было бы, если бы Рерих внимательнее прислушивался к советам Чистякова.

Сам Николай Константинович в автобиографических очерках вспоминал: «Головной класс – профессора Лаверецкий и Пожалостин. На ближайшем экзамене перевод в фигурный. Там Чистяков и Залеман. Чистяков за Аполлона перевел на следующем экзамене в натурный. А сам во время работы как закричит: «У вас Аполлон-то француз, ноги больно перетонили»».[38] Студент, впрочем, не растерялся и быстро исправил положение, вернув ногам Аполлона античные пропорции.

В натурном классе, куда был успешно переведен Николай Рерих, ему предстояло работать уже не с гипсовыми слепками античных статуй, а с натурщиками.

Николаю Рериху с самых юных лет было свойственно то, что называется «творческой многогранностью». Широта его интересов, неутомимая жажда знаний просто поражали. Его одновременно влекло и к искусству, и к науке. Программа обучения как в университете, так и в Академии художеств была обширной и достаточно сложной для освоения. Но студент Рерих все равно не мог ею удовлетвориться. Его интересовали и естествознание, и древняя история, и античная литература, и музыковедение, и бог знает что еще. Он успевал посещать концерты музыки Вагнера и русских композиторов, бывать в операх, читать Бальзака и Льва Толстого, работать в Публичной библиотеке и бывать на археологических раскопках, ходить на этюды и писать собственные рассказы, публиковавшиеся в тогдашних петербургских журналах. Своими увлечениями он подчас заражал приятелей-сокурсников. Так, другой ученик Куинджи, Аркадий Рылов, в своих воспоминаниях писал: «…я любил русские былины и интересовался славянской песней и музыкой. Этим я обязан товарищу моему Н. Рериху. Мы с ним были неизменными посетителями беляевских симфонических концертов в Дворянском собрании, состоявших исключительно из русской музыки. На этих концертах обыкновенно впервые исполнялись новые произведения Римского-Корсакова, Глазунова, Лядова, Аренского и других под управлением авторов.