Николай и Александра - стр. 84
Платья для императрицы шила законодательница дамских мод в Петербурге, некая мадам Бриссак. Эта портниха сколотила целое состояние и приобрела в столице особняк. Все ее клиентки, в том числе сама царица, жаловались на цены, которые та заламывала. Мадам Бриссак доверительно сообщала государыне: «Прошу вас, не говорите этого никому, Ваше Величество, но я всегда делаю вам скидку». Впоследствии Александра Федоровна узнала, что, когда ее золовка, великая княгиня Ольга Александровна, пожаловалась на дороговизну, француженка шепнула ей на ухо: «Прошу вас, не говорите этого никому в Царском Селе, Ваше Императорское Высочество, но я всегда делаю вам скидку».
По вечерам императрица облачалась в белые или кремовые шелковые платья с серебряным шитьем и вышивкой гладью, украшала волосы бриллиантами и надевала жемчужное ожерелье. Шелкового белья она не любила, предпочитая белье и украшенные вышивкой ночные сорочки из тонкого полотна. Туфли выбирала на низком каблуке, с острым носком, обычно из золотистой или белой замши. Выходя из дому, всегда брала с собой зонт от солнца, даже если надевала шляпу с широкими полями.
Вспоминая день, когда ее представили императрице в Царском Селе, – это случилось в 1907 году, – Лили Ден так описывает врезавшуюся ей в память встречу: «Среди густой зелени показалась высокая, стройная женщина… Государыня была в белом, в шляпке, драпированной белой вуалеткой. Нежное белое лицо… рыжевато-золотистые волосы, синие глаза, гибкая фигура. Помню, что жемчуга в ожерелье были великолепны. Всякий раз, как императрица поворачивала голову, в бриллиантах ее серег вспыхивали огни… Я обратила внимание на то, что по-русски она говорит с заметным английским акцентом».
Зима для царских детей была порой нескончаемых уроков, которые начинались в девять утра. Учителя преподавали им арифметику, географию, историю, русский, французский и английский языки. Перед началом занятий их осматривал лейб-медик доктор Евгений Сергеевич Боткин, проверяя, не воспалено ли у них горло и нет ли сыпи. Помимо Боткина, за здоровьем детей следил приезжавший из Петербурга доктор Острогорский. Позднее появился молодой доктор Деревенко, специально приставленный к больному гемофилией цесаревичу. Но больше всех дети любили доктора Боткина. Это был высокий, видный господин в темно-синем сюртуке с золотой цепочкой от часов на животе. От него всегда пахло крепкими парижскими духами. Когда юные великие княжны были свободны, они любили ходить из комнаты в комнату, отыскивая доктора по запаху.
В одиннадцать утра царь и его дети оставляли занятия и отправлялись на часовую прогулку. Иногда, захватив ружье, царь стрелял в парке в ворон. У него было одиннадцать великолепных английских колли, которых он любил брать с собой на прогулку, и те прыгали и резвились вокруг хозяина. Зимой вместе с детьми и их учителями Николай Александрович сооружал ледяные горы из больших снежных комьев, облитых водой, с которых можно было спускаться на санках.
Обед представлял собой целое событие. Императрица за трапезой обычно не появлялась, и царь усаживался за стол с дочерьми и свитой. По русскому обычаю перед трапезой священник читал молитву и благословлял пищу. Обычно это делал отец Васильев, законоучитель царских детей. Священник был крестьянского происхождения и не имел высшего теологического образования. Не обладая обширными теоретическими познаниями, отец Васильев был искренне и глубоко религиозен. Слыша, как своим надтреснутым голосом громогласно произносит слова молитвы священник, императрица думала, что он является воплощением православного русского народа. Как духовник, отец Васильев умел утешить. В каком бы грехе ему ни каялись, он улыбался доброй улыбкой и говорил: «Не терзайся. Диавол не творит ничего подобного. Не курит, не пьет, не гуляет, а все же он диавол». Среди придворных, сидевших в шитых золотом мундирах, отец Васильев заметно выделялся. В длинной черной рясе с широкими рукавами, с черной бородой до пояса и большим серебряным наперсным крестом, он походил на большого ворона.