Николай и Александра - стр. 63

Проникновение России в Корею сделало неизбежной войну с Японией. Японцы согласились бы на компромиссное решение, если бы русские остались в Маньчжурии, предоставив японцам возможность хозяйничать в Корее. Но министры микадо не могли безучастно наблюдать, как русские устанавливают двуглавых царских орлов во всех портах и на всех мысах, обращенных к японским островам. В 1901 году в Санкт-Петербург для переговоров прибыл величайший из политических деятелей Японии, маркиз Ито.

«Ито был встречен в Петербурге весьма холодно. Он представлялся Его Величеству, был у министра иностранных дел, но никаких особых знаков внимания или радушия ему оказано не было, – вспоминал Витте. – На проект соглашения… Ито мы никакого определенного ответа не дали»[21]. Отчаявшись добиться положительных результатов, Ито уехал из России. В течение всего 1903 года японский посол Курино неоднократно просил внять его предупреждениям и тщетно искал аудиенции у царя. 3 февраля, поклонившись, Курино с угрюмым видом тоже покинул Россию.

В России никто не сомневался, что, если начнется война с Японией, русские выиграют ее без труда. Русской армии не придется сделать ни единого выстрела, заявляли генералы, просиживавшие штаны в светских гостиных. Мы, дескать, этих «макак» шапками закидаем. В. К. Плеве, министр внутренних дел, которому все чаще приходилось принимать меры для подавления революционных выступлений, проговорился: «Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война». И добавил, что Россия создана штыками, а не усилиями дипломатов.

Убаюканный сказками об огромном военном превосходстве России над Японией, Николай II решил, что последнее слово за ним, что если Россия не начнет войну, то ее и не будет. Послы и министры зарубежных стран, собравшиеся на праздничный прием в день Нового года, слышали, как царь с важным видом говорил о военной мощи России и о том, что никто не посмеет злоупотреблять его терпением и миролюбием. Тем не менее весь январь 1904 года из-за нерешительности русского императора кайзер находился в состоянии тревоги. В своих письмах он призывал царя не идти ни на какие соглашения с Японией, а сразу начинать войну. Кайзер пришел в ужас, когда Николай ответил, что надеется на мирное разрешение конфликта.

«Николай очень вредит себе своей мягкотелостью, – заявил германский император. – Такое поведение дискредитирует всех великих монархов».

Русскому царю не пришлось принимать решения, за него все решили японцы. Вернувшись однажды вечером из театра, Николай II получил телеграмму от генерал-адъютанта Е. И. Алексеева, наместника и главнокомандующего русской армией на Дальнем Востоке. Переписав ее, царь послал копию матери:

«„Около полуночи с 26 на 27 января японские миноносцы произвели внезапную минную атаку на эскадру, стоявшую на внешнем рейде крепости Порт-Артур. Причем броненосцы «Ретвизан», «Цесаревич» и крейсер «Паллада» получили пробоины. Степень их серьезности выясняется. Подробности представлю Е. И. В. дополнительно. Генерал-адъютант Алексеев“.

Только что получил эту телеграмму. Значит, война началась. Помоги нам Господь Бог!

Твой Ники»

На следующее утро огромные толпы патриотически настроенного люда запрудили улицы Петербурга. С национальными флагами в руках, студенты, подойдя к Зимнему дворцу, запели гимн. Подойдя к окну, царь и императрица поклонились народу. Глядя на толпу, Николай II испытывал смятение. Хотя он и бряцал оружием с целью запугать врагов, мысль о кровопролитии ему претила. Не в пример народу, на скорую победу царь не рассчитывал. Узнав из секретных донесений об объеме ущерба эскадре, император записал в дневнике: «Досадно и больно за флот и за то мнение, которое может о нем составиться в России!»