Ник Ботаник - стр. 24
Он указал на мою расплывшуюся физиономию. Я молча кивнул.
– А, за что, если не секрет? – поинтересовался он. – Валерьянка есть?
– Зачем? – не понял я.
– Морду лица намазать! Проверенное боксерское средство от отеков и синяков! – пояснил он.
– Не-е! Не держу такого, – с сожалением признался я, одновременно удивляясь его странной сдержанной реакции на увиденное. Вроде как, он не нечто необъяснимое наблюдает в виде двух застывших тел, а действительно гипсовые копии созерцает с видом истинного ценителя и потому, совершенно не парится по поводу степени их живости.
Или он уже видел нечто подобное?
– Жаль! – констатировал отставник. – Вижу, ты уже обработал перекисью?
Я снова молча кивнул, ожидая продолжения.
– Вот и молодец! – похвалил он меня, без спроса заглядывая в зал и направляясь в спальню. – А где остальные участники марлезонского балета? Или я ошибся, и ты сотворил это с ними сам? Как? Специальные точки? Боевая акупунктура?
– Не пойму, о чем Вы? – пожал плечами я, ощущая накатывающую слабость.
Он недоверчиво улыбнулся и заглянул мне в глаза.
– Ваня – Ваня! Я же спрашивал тебя! И что ты мне сказал? Зачем было врать? Сейчас бы не стоял пчеловодом – любителем, – рожа пухнет, меда нет!
– Нечего мне тогда было сказать! – признался я, понимая, что Васильевич про все это безобразие знает намного больше меня. – Словесный понос Макса я не запомнил! Знаю только, – он названия каких-то цветов произнес! И все! Сыча клемануло. А потом он пропадать начал было, да не пропал, обратно стал таким, как был!
– И ты вызвал скорую? – не удивился моим откровениям Виктор Васильевич. – Цветов?
– Цветов, – подтвердил я. – Желтый или зеленый…
– А-а! – понятливо протянул он. – А я уж было подумал, ромашки – лютики какие. Ясно! Что еще?
– А что еще? – развел руками я. – Вроде бы, все! Сыч упал лицом в стол, кровь сердечком натекла…
– Как ты говоришь? – хмыкнул он. – Сердечком?
– Сердечком! – подтвердил я, недоумевая. Какая нафиг разница, – сердечком или, скажем солнышком?
– Сердечком… – задумался странный, не в меру осведомленный в реалиях непонятных для меня событий отставной военный. И военный ли? Очень я в этом теперь сомневаюсь! – Интересно…
Он посмотрел на меня каким-то странным взглядом и предложил:
– Знаешь, что? А давай-ка, пока твои друзья будут репу чесать и думать, что вам с Сычом и его шестеркой делать, я тебя осмотрю, и мы чайку попьем? В кровать до их прихода ты все равно не ляжешь, как бы ни хотелось. А? Я так думаю, – мы успеем…
Я уже устал удивляться и поэтому просто показал ему на дверь кухни, предлагая пройти первым.
– Как мне завтра с таким-то лицом на работу идти? – посетовал я, когда он закончил со щекой и смазывал мне лоб жидкостью из плоской бутылочки, которую достал из небольшой сумочки для документов, висящей на ремешке через плечо.
– На рабо-оту, на раа-бооту… – тихо пропел Виктор Васильевич, заканчивая процедуру. Задумчивость прочно вцепилась в него. – Есть два варианта: пойти на работу и не идти на работу…
Он осторожно покрутил моей головой еще с полминуты, осматривая со всех сторон, и предложил:
– Почему бы тебе не взять больничный? Я тебе подскажу к кому подойти в поликлинике.
– Там не захотят! Забоятся! Скажут только через травмпункт! – поставил я его в известность. Хотя, может быть, в ведомственных поликлиниках все по-другому? – А те полиции сообщат, а я не хочу. После того как ввели эту дурацкую электронную базу…