Нигиль - стр. 12
Прозрите! Услышьте! Сыны и дочери Молча!
Всем, кто не хочет быть послушным рабом Совета, кто устал от церковной лжи!
Тем, кто не станет больше терпеть безразличие герров, развращенных богатством Верхнего города!
Тем, кто больше не хочет лить слезы по сыновьям, братьям, отцам, отправленным на Нигильский убой!
И наконец, тем, кто больше не может жить в страхе перед вездесущими серыми кителями и тиранией их серого кардинала!
Разобьем же эти тяжелые цепи! Уже скоро настанет тот день, когда ворота Нижнего города сорвутся с проржавевших петель! Присоединяйтесь же к дружному сопротивлению, ведь буря революции уже разгорается! «Дети Нижнего города» ждут нашей помощи. Соберем же силы в кулак и ударим по нашему общему врагу!
Приходите на собрания в красный дом в Сыром переулке, что рядом с кладбищем в тени Монолита. Каждый четверг, в восемь часов.
За свободу! За равенство! За справедливость!
Нолль сжег прокламацию в уборной и, убирая свечи, подумал: «Завтра как раз четверг. Стоит туда наведаться. Если ничего не узнаю, то послезавтра рискну выслушать предложение той женщины».
11
Утром Нолль, вспоров подкладку обоих пальто, подшивал потайные карманы, когда услышал на лестнице разговор. Выйдя из номера в одной рубашке, он спустился на один пролет – и замер, прислушиваясь.
– Пусти, я токмо спрошу, – прошипел женский голос. – Видал, какуй чумодан он вчера притащил? Тыща крыс на него пошла! У этого деньхи водются.
– Стой, тебе говорят! – ответил другой голос, раздраженный, мужской. – Не даст он тебе ничего!
– Даст, даст, голубчик! Скажуся больной, он и даст.
– Лучше к Морухам пойдем, те точно дадут, обещались.
– Сдались тебе эти Морухи! – крикнула женщина. – Сами-то жрут, небось, через день! А дадут – так по гроб вспоминать будут!
– Тише, тише…
Когда Монолит задрожал, Нолль решился спуститься.
– Ой! – воскликнула женщина с длинным носом. – Господин Нолль, это вы?
– Верно, а как вы…
– Ей портье про вас рассказал, – сокрушенно заметил мужчина с вытянутым лицом. – Брум Куренкох.
Нолль пожал протянутую жилистую руку.
– Как раз читал о вас в газете – про ваши подвиги… в истреблении крыс. Замечательно, что мы наконец познакомились. – Нолль выдержал паузу. А потом предложил сам: – Может, поднимемся ко мне?
– Нет, нет, давайте-ка лучше вы к нам, – любезно предложил господин Куренкох.
Нолль сделал вид, что не замечает свирепого взгляда женщины, обращенного на супруга.
– Что ж, идемте.
Вскоре они сидели в их номере на втором этаже. Супруги Куренкох устроились на кровати боком друг к другу и похлопывали себя по коленям, не решаясь начать разговор. В мутных полосах света, пробивавшихся через ставни, их лица казались почти одинаковыми. Выражение отчаяния и какого-то невысказанного обвинения было одно на двоих.
Нолль сидел на табуретке перед столом. «Номер как будто такой же, – думал он, – только совсем захламлен».
Ступить и правда было некуда: на полу валялись набитые ветошью мешки, скомканные, перемазанные чем-то, а то и порванные в клочья газеты, пустые склянки, кучки рваной одежды. В углу, за кроватью, пованивало не опорожненное с ночи ведро. Рядом лежала швабра со сломанным черенком.