Ни за что! - стр. 81
— Тебе нечего сказать, Птица? Так бывает?
Она снова сглатывает. Сжимает и разжимает пальцы на кожаных подлокотниках, поскрипывающих под натиском наманикюренных коготков.
Как же её размазало.
Причем не своими действиями, а чужими. Чужая порка, чужая боль. Казалось бы, с чего так далеко покидать привычную колею, если тебя никто и не коснулся?
Касаться и не обязательно, так ведь.
Лишь похлопав сложенным хлыстом по голени, подзывая её, Алекс понял, что так и не отложил плеть.
А стоит, чего уж сейчас за неё цепляться, если напряжение снято, а продолжать до пика он сегодня все равно не собирается.
Кажется — она все еще пытается сопротивляться очевидному. По крайней мере поднимается на ноги она не сразу, а только после долгой минуты неподвижного сверления Алекса взглядом.
Но поднимается.
Первый же покачивающийся шаг выдает её с головой.
Накрыло Светочку хорошо, и тьмой, и голодом, и сабспейсом.
Второй и третий шаг она делает, все еще прикидываясь, что идет к Алексу по своей воле, а не по приказу.
Замирает в двух шагах, смотрит на него сверху вниз, но даже это ей не помогает.
Она чуть покачивается, вперед-назад, переживая новый приступ борьбы с ломкой. Сверкает глазами.
— Я тебя ненавижу!
— Я тебе это еще напомню, Летучая, — Алекс расслабленно улыбается и отклоняется чуть назад, опираясь на ладони, — это все?
Вдох, выдох…
Летучая прикрывает глаза. Снова проходится по сухим губам языком в тщетной попытке смягчить жар пекла, калящего её изнутри.
— Нет, — произносит, не открывая глаз, — нет, это не все.
Последний ей шаг вперед — шаг обреченной, шаг признавшей поражение, шаг покоряющейся. Делая его, она стояла на ногах, закончив — упала на колени и в отчаянном измученном порыве прижалась щекой к его колену. Обнимает ноги.
— Я хочу… — шепчет отрывисто, — я всего с тобой хочу, Козырь. Слышишь?
Ну и как такое можно вообще не услышать?
19. Глава 19. Побежденная
Я собираю себя из мелких лоскутков. Сметаю по сусекам в мелкую кучку. Конечно, себя мне уже до конца не вернуть, я безвозвратно размазана, но… Хоть чуть-чуть осознать.
Понять, что я делаю.
Ощутить вкус.
Под щекой — горячее и мощное мужское бедро. У лица — грубая, широченная ладонь с сильными пальцами.
Ох, эти руки…
Внутри меня болезненно сводит абсолютно все.
И перед глазами снова плеть, раскраивающая воздух и спину незнакомого мне мальчишки по неведомому и бесконечно прекрасному лекалу.
Как же он хорош…
Кажется, он не оставил мне шанса с самого начала, когда с ноги вышиб дверь. Все что было дальше — как вырвал плеть, как ловко оглушил меня своим разводом, как выдрал на моих глазах Ива — на редкость везучего паршивца…
А может…
Я просто самообманывалась.
И шансов с самого начала не было, он просто позволял мне ломаться и что-то из себя строить. А сегодня — лимит его терпения кончился. И он сделал со мной то, что мог с самого начала сделать…
И как он это сделал… Снова и снова, как только мысли касаются этих воспоминаний — горло сводит сладким спазмом.
— Ты оклемалась? — грубовато роняет Алекс над моей головой.
Я поднимаю взгляд, и кажется — моего лица касаются не его глаза, а колючие, темные волны прибоя. Господи, какой же он… Бескрайний. Просто стой и смотри. С колен — отличный вид, между прочим. Черта с два я его уступлю.
— Да, я оклемалась, Господин.