Ни стыда ни совести - стр. 11

Я задумалась. Вот реально, если бы от меня зависела жизнь человека, как бы я поступила? Даже если этот человек мне всячески противен, и я не хотела бы его никогда видеть? Но он пришёл ко мне и просит оказать услугу, которую я сделать в состоянии, но совершенно не горю желанием это делать. Как бы я поступила?

– Я бы сделала то, что он просит, – вслух произнесла я, отвечая на вопрос.

– Вот! – торжествующе произнёс Алексей. – Что и требовалось доказать. И пока ты не поймёшь это и не изменишься сама, в твоей жизни тоже ничего не изменится. Ты так и будешь оставаться жертвой. И тобой будут пользоваться не только члены твоей семьи, но и все твои начальники, коллеги, соседи и просто знакомые. И ты будешь продолжать от этого страдать, но ничего не станешь менять.

Мне было ужасно больно это слышать, и я готова была просто растерзать Алексея за эти слова, но он был прав.

Но основная проблема заключалась не в этом, а в том, что я была не готова, да и не хотела себя менять. Я считала, что являюсь скромным, добрым и отзывчивым человеком, что само по себе есть преимущество. И если я буду поступать хорошо с другими людьми, то они это увидят, оценят и воздадут мне по заслугам. Но как бы не так! Это в религии нас учат подставлять другую щёку и прощать своих врагов. А в реальной жизни расплата настигает лишь тех, кто не умеет с мечом в руках постоять за себя, отстаивая свои интересы и права, потому что спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

Когда мне было пять лет, я дружила с девочкой из соседнего дома по имени Алла. Мы ходили в одну группу детского сада, а по вечерам и по выходным дням часто вместе играли во дворе.

И вот однажды мы играли за моим домом и катались с горки. Раньше, в советские времена, все горки на детских площадках были металлическими. И вот мы поднялись с Аллой на горку, и я хотела скатиться с неё, но подруга предложила спрыгнуть на землю.

Расстояние до земли было достаточно большим, а я всегда отличалась благоразумием, поэтому отказалась прыгать. Тогда Алла столкнула меня. Я упала, пересчитав боками и животом все металлические ступени. А упав, не смогла подняться. Алла испугалась и тоже прыгнула. Но в отличие от меня, свалившейся с горки неожиданно, Алла смогла оттолкнуться и пролететь мимо ступеней. Но, правда, приземлившись, она ударилась о землю коленкой и поранила её. Заревев во весь голос, Алла побежала домой, забыв обо мне. Я же кое-как поднялась на ноги и, искровавленная с головы до ног, поплелась домой.

Дома была мама и я сказала ей, что упала с горки, ни словом не упомянув об Алле, чтобы не подставлять подругу. Мой живот был похож на решето, на руках и ногах были ссадины, но, по счастью, переломов не было. Мама обработала раны зелёнкой, перевязала живот бинтами, и я надеялась, что случившееся останется в моей памяти лишь досадной случайностью. Но на следующий день мама Аллы пришла в детский сад и в присутствии всех детей и воспитателей принялась стыдить меня за то, что я, якобы, намеренно столкнула её дочь с горки, отчего та поцарапала коленку и лишь чудом осталась жива.

Я стояла посреди группы, еле сдерживая слёзы и шептала, что Алла сама спрыгнула с горки, и я её не сталкивала, но меня никто не слушал. Все слушали лишь маму Аллы, которая отчитывала меня и выставляла перед всем миром этакой малолетней преступницей, покушавшейся на жизнь её дочери. А мне так хотелось задрать своё платье и показать израненный живот, руки и ноги, чтобы продемонстрировать этой женщине, что сделала со мной её обожаемая доченька. Но мне было стыдно оголять своё тело перед всей группой. Поэтому я молчала и продолжала глотать слёзы, выслушивая несправедливые обвинения.